Витольд Гомбрович - Крыса

И это самое прикосновение, это, страшнее всякого страха, отирание крысы о Марыську заставило бандита… взреветь! Он взревел, как прежде, что было мочи, на весь белый свет, испустил давнишний свой неотразимый рык и бросился на крысу — с таким неистовым воплем, так плотно в броню рева закованный, что крысе ни за что было не пробиться сквозь этот рев к нему в штанину! И, не думая вовсе, что отрезает крысу от норы, злодей с ревом бросился на нее в лобовую. О, внезапный бросок Хулигана, о, прыжок крысы в сторону, о, отскок и подскок и рывок и скачок — и мгновенно овладевшая ревущим бандитом уверенность, что крыса от него не уйдет, что он крысу настиг, что он убьет крысу, напрочь лишенную дыр и нор!.. Уж не знаю, продолжать ли рассказ? Произнесут ли уста самое страшное? Ой, кажется, произнесут, ибо нет предела ужасному, да, да, безжалостность беспредельна, ужас, коли уж начнет множиться, множась, множится — множится, множась — бесконечно, безгранично, безудержно — и, нарастая, перерастает самого себя — автоматически. Ой, кажется, уста мои это произнесут: крыса… полуослепший грызун, перепуганный и преследуемый, одержимый тупой и неодолимой манией дырки… крыса вскочила Марыське в рот, шмыгнула, нырнула в темную дыру полуоткрытого рта спящей о разверстых устах девки. И прежде чем Хулиган успел опомниться, он это увидел: крысу, ныряющую в рот, в панике ищущую укрытия в любимой полости рта! О, автоматизм! Марыська, разбуженная, еще не придя в себя, чисто автоматически, молниеносным движением сжала любимые челюсти — и нарушился автоматизм ужаса, пришел конец крысе с отгрызенной, отделенной от туловища головой, настигла крысу смерть.

Не было больше крысы.

А Хулиган постоял еще перед обгрызенной крысиной смертью в любимой полости рта любушки своей Марыськи. И с тем ушел.

Он — прыг, а за ним — шмыг

Смерть крысья.

Он — шасть, а за ним — хрясть

Смерть крысы в полости рта Марыси.