Ирина Кисельгоф - Журавлик по небу летит

– Я, – ответил Мишка.

– Твоя явочная квартира? – поддела я.

– А где фиалки ботаника Плейшнера? – расхохотался Сашка. – Свалились с подоконника?

– Пока нет. Разбогатею – куплю и дом, и фиалки. Устрою обсерваторию. Буду валяться на крыше и смотреть сквозь круглую дыру на облака.

Я вдруг разозлилась. Мишка пытался перекупить мою собственную мечту. Это мне подмигнул сказочный теремок! Подмигнул светом нормальной электрической лампы. Той самой лампы, которая скоро станет раритетом. Это мое окно в деревянных завитушках, это мой круглый глаз в небо, и это я буду изучать облака! Без посторонних!

– Тебе этот дом не подходит, – сказала я.

– С чего это?

– С того! Посмотри на себя в зеркало. На свои тряпки, на свою стрижку. На все!

– И что в них такого? – Мишка сощурил глаза.

– Они похожи на энергосберегающую лампу. – Я злилась уже в открытую. – Да ты сам на нее похож! Искусственник!

– Зависть корежит? – процедил Мишка. – Что скажешь, сарафанный кокошник?

– Сарафанный кокошник! – захохотал Сашка. – Сдохнуть можно!

Я круто развернулась и пошла домой. Мои глаза жгли слезы, а я не показываю слезы посторонним. Слезы – мое личное дело, и других они не касаются! Я шла впереди, за мной шли Страшила и Малага, переговариваясь и смеясь. А я думала о том, что Мишка трижды угадал мои мысли. Мы думали параллельными прямыми, сходящимися в одной точке вселенной. Мы, не сговариваясь, нашли свои гороскопические тотемы, захотели жить в теремке и вспомнили вымершее слово «кокошник». Это было чересчур для двух обычных людей. Мне стоило присмотреться к Мишке. Я присматривалась к нему, пока он провожал Сашку на троллейбусной остановке.

Я не обращаю внимания на пацанов в классе, все девчонки не обращают внимания на этот детский сад. Мишка старше меня на год, но от нашего детского сада не отличался ничем. У него были губы треугольником. «Типа, возьми совок и поиграй в песочнице». Это Мишкины слова, не мои, но ему они подходили как никому другому.

– Чепухистика какая-то! – Я посмотрела на вселенную; она начертила одну прямую абрикосового фонарного света, внутри которой кружились мелкие абрикосовые снежинки, укладываясь в морозный расходящийся к земле аргоновый конус, а где-то в космосе терялась его одинокая верхушка.

– Совпадение. Ничего в нем особенного, – решила я, и черные ветки куста ощетинились настоящими снежными иглами. Мелкими, колючими, северными. Я подышала на них паром, они вытянулись тонкими, острыми пиками с одной стороны. С моей.

– Делаешь дереву искусственное дыхание? – Рядом со мной возник Мишка.

– Изучаю сублимацию воды в снежные иглы.

– Типа «салон древесных ногтей»? – хохотнул Мишка.

– Уйди, ты мне мешаешь.

– И не подумаю. Ты же мешала мне провожать Сашку.

Мишка стал дышать на куст, как паровоз. Мы дышали на ветку до тех пор, пока не растаяли снежные иглы.

– Теперь она погибнет, – сказала я. – Мы создали тепличные условия. В лютый мороз.

– Фекла! Сейчас пар сублимируется на ней в ледяную броню.

– Да?

– Да. Пойдем?

– Угу. – Я оглянулась на ветку, она заблестела абрикосом; значит, на ней точно сублимировалась ледяная броня.

Мы дошли до нашего подъезда и остановились. Мишка задрал голову к небу.

– Там живут антиподы, – сказал он. – Ходят вниз головой. Видишь белые войлочные шапки? Все скифы попадают на небо. Пять тысяч всадников и пехота. Всего двадцать тысяч в битве при Фермопилах.

Я посмотрела на небо. В нем шагали ногами вверх тысячи далеких облачных шапок. Или седые головы скифов, погибших в сражении при Фермопилах.

– Моя мама изучает облака, – зачем-то соврала я.

– Да?! – поразился Мишка.

– Да, – легко ответила я.

Мишка посмотрел на меня с уважением, а я прочертила на снегу дугу носком своего ботинка.

Я теперь пасусь в Сети в непривычных местах. Читаю про облака. Решил быть на уровне, чтобы… Ладно, облака бывают разные, но меня зацепили перистые. Циррусы. Почти цитрусы. Они самые высокие, самые далекие и самые красивые. Выше только серебристые и перламутровые. Но они выглядят ненастоящими, а перистые – настоящими. И похожи на крылья белых лебедей на взлете. Я закрыл глаза и представил лебединое крыло, вытянутое на несколько сотен километров. Лебединое крыло засветилось ледяными кристаллами и унеслось в верхнюю тропосферу. Почему меня тянет к самым высоким, ледяным облакам? Потому что я малявка и мне до них далеко, дальше не бывает?

– Я тучка, тучка, тучка! Я вовсе не медведь! – заорал я.

– Что поделываешь, тучка? – спросил отец за моей спиной.

Я втянул голову в плечи, потом опомнился и развернулся. У меня теперь мания преследования. Мне кажется, все читают мои мысли.

– Сколько раз просить стучаться? – злобно сказал я. – Я замок врежу!

– Хочешь маму доконать?

– Вы меня доконаете! Вы! – снова заорал я.

– Что с тобой? – Отец смотрел на меня как на больного проказой. – Ты последнее время не в себе. Или мне кажется?

– Кажется, – буркнул я, решив сбавить обороты. С отцом мое настроение проканает, с мамой – нет. Шпионаж тогда обеспечен, провал тоже.

– Что это? – Отец смотрел на монитор. На нем улетали в тропосферу лебединые крылья.

– Облака. Лизкина мама изучает облака, – я еле выговорил слово «мама».

– А я думал, ты реферат пишешь.

Блин! Лучше бы я так сказал. Меня застали врасплох, я совсем перестал соображать. Теперь провал обеспечен.

– О чем говорить с малявкой? – небрежно бросил я. – Только о том, что она знает.

– Молодец! – Отец засмеялся. – Готовишься к встрече с девушкой по-научному. Надо перенять твой опыт.

Трындец!!! Я лузер, лузер, лузер! Я вовсе не медведь! Меня надо забанить до конца жизни.

– Перенимай, – еле выговорил я, и меня забанило по-настоящему.

Я веду себя как последний идиот. Торчу у дома и жду Ее. Чтобы просто подняться вместе вверх по лестнице. Я молчу, говорит Она. А я просто слушаю. И ничего не помню. О чем мы говорим? О Лизке?.. Точно. О ней.

– Зайдешь? – каждый раз спрашивает Она меня.

Я отрицательно машу головой, и мы входим в квартиры одновременно. Я закрываю дверь и жду, когда щелкнет Ее замок. У них старый замок, часто заедает. Надо его починить, а я не умею. Залезть в инет, посмотреть замки? А если не смогу? Посыплю голову пеплом… Вот олух! Нет, я не олух. И не малявка, я выше Ее на целую голову. Между прочим, кучи пацанов влюбляются в своих училок. И ничего. Некоторые даже женятся. Чем я хуже? Женюсь, удочерю Лизку. Я представил себя Лизкиным папиком и заржал. Она всю жизнь простоит в углу! Хотя, если честно, в небольших количествах она ничего. Мне она даже нравится. Или мне Лизка нравится, потому что нравится Она? Нет, у них глаза одни на двоих. Потому я люблю смотреть в Лизкины глаза.