Жоржи Амаду - Габриэла, корица и гвоздика

В колледже Эноха в присутствии федерального инспектора состоялись первые экзамены. Из Рио прибыл инспектор - журналист, сотрудничавший в правительственном органе. Он был известным литератором, поэтому в Ильеусе выступил с докладом, а билеты распространяли ученики колледжа. Собралось много народа, поскольку журналист слыл талантом. Представленный учителем Жозуэ, он рассказал о новых течениях в современной литературе - от Маринетти [65] до Грасы Араньи [66] . Доклад был страшно нудный, и его смогли понять лишь несколько человек: Жоан Фулженсио, Жозуэ, отчасти Ньо Гало и капитан. Ари тоже понял, но был несогласен с докладчиком. Многие вспомнили "дважды бакалавра", незабвенного Аржилеу Палмейру и его громовой голос. Вот это был докладчик! Разве можно их сравнить! Да к тому же этот молодой человек из Рио пить совсем не умеет. Пара глотков хорошей кашасы - и он валится с ног. Что же касается Аржилеу Палмейры, то тот мог потягаться с самыми знаменитыми плантаторами Ильеуса; он был не дурак выпить, а в ораторском искусстве - прямо Руй Барбоза. Вот он - действительно талант!

Впрочем, литературный вечер, вызвавший шумные споры, имел одну примечательную и живописную особенность. Надушенная крепкими духами, запах которых наполнил весь зал, разодетая шикарнее любой сеньоры (в кружевном платье, выписанном из Баии), обмахиваясь веером, настоящая матрона - не по возрасту, так как была совсем молодой, но по манере держать себя, по позам, по скромности взглядов, по исключительному достоинству благородной дамы, - в зале неожиданно появилась Глория, прежде в одиночестве томившаяся у окна, а теперь позабывшая о тоске, поскольку ее пышная плоть наконец обрела желанное утешение. Дамы зашушукались. Супруга доктора Демосфенеса, опустив лорнет, воскликнула с возмущением:

– Какое бесстыдство!

Жена депутата Алфредо (правда, всего лишь депутата палаты штата, но все же достаточно важной персоны), когда рядом с нею в парадном зале, спросив разрешения, уселась торжествующая Глория, в негодовании встала. Оскорбленная сеньора, увлекши за собой Жерузу, устроилась ближе к сцене. Поправляя складки юбки, Глория улыбалась. Отец Базилио, движимый чувством христианского милосердия, подсел к ней. Под бдительным наблюдением жен мужчины с опаской косились на нее. "Счастливец этот Жозуэ!" - завидовали они, набравшись духа и бросив тайком взгляд на Глорию. Несмотря на самые тщательные предосторожности, весь Ильеус знал о безумной страсти учителя колледжа к содержанке полковника. Узнать об этом оставалось только самому Кориолано.

Бледный и худой Жозуэ встал, шелковым платком, подарком Глории, вытер со лба несуществующий пот (кстати, Глория одела его с головы до ног, даже брильянтин и гуталин он покупал на ее деньги), и произнес пышную речь, назвав журналиста из Рио "блистательным талантом нового поколения, поколения антропофагов и футуристов". Жозуэ превознес докладчика и попутно обрушился на лицемерие, которое господствует в устаревшей литературе и в обществе Ильеуса. Литература существует для того, чтобы воспевать радости и наслаждения жизни, прекрасное женское тело. В ней нет места ханжеству. Он воспользовался случаем и прочел поэму, на которую его вдохновила Глория, - это был верх безнравственности... Глория аплодировала ему, сияя от гордости. Супруга Алфредо хотела уйти, однако не сделала этого, и потому только, что Жозуэ уже кончил свою речь, а ей хотелось еще послушать приехавшего литератора. Его, правда, никто не понял, но зато он не говорил непристойностей.

Впрочем, вольности Жозуэ уже мало кого шокировали -настолько изменился Ильеус, "потерявший умеренность, простоту и чистоту прежних времен, рай для женщин легкого поведения и дурных нравов", как выражался в своих речах доктор Маурисио, кандидат в префекты, намеревавшийся возродить строгую мораль.

Стоило ли возмущаться появлением Глории на литературном вечере, если в это же самое время распространилось и подтвердилось скандальное известие о бегстве Малвины? На пароходах из Баии прибывали студенты. Не приехала только Малвина, воспитанница школы монашеского ордена Мерее. Сначала думали, что Мелк Таварес решил усугубить наказание и лишил ее каникул.

Правда открылась, лишь когда Мелк вдруг отправился в Баию и вернулся, как и уезжал, один, мрачный и постаревший лет на десять. Малвина исчезла бесследно, воспользовавшись суматохой, царившей в школе перед каникулами. Мелк обратился в полицию, но в Баие Малвины не оказалось. Он связался с Рио, там ее тоже не нашли. Все сошлись на том, что она сбежала к Ромуло Виейре, инженеру, обследовавшему бухту. Ничем другим нельзя было объяснить ее бегства, давшего болтливым старым девам такую пищу для пересудов. Даже Жоан Фулженсио думал так и обрадовался, узнав, что инженер, вызванный в полицию Рио, доказал, что ничего не знает о Малвине, что не имел никаких вестей от девушки после своего возвращения из Ильеуса. Он ничего о ней не знал и не хотел знать. Тайна Малвины стала совершенно непроницаемой, никто не понимал, в чем дело, впрочем, предсказывали, что беглянка скоро раскается и вернется.

Но Жоан Фулженсио не верил ни в возвращение девушки, ни в то, что она попросит прощения у отца.

– Малвина не вернется, я в этом уверен. Она далеко пойдет. Знает, что делает.

Много месяцев спустя, уже на следующий год, в самый разгар уборки урожая, пришло известие, что она работает в Сан-Пауло, в какой-то конторе, учится по вечерам и живет одна. Мать, не выходившая из дому после бегства дочери, ожила. Мелк ничего не хотел о ней слышать:

– У меня нет больше дочери!

Но судьба Малвины стала известна много времени спустя. А в конце того года ее имя приобрело скандальную известность, ее всюду приводили как пример безнравственности, она вдохновляла адвоката Маурисио на гневные речи во время подготовки к выборам.

Выборы должны были состояться в мае, но уже сейчас адвокат пользовался каждым удобным случаем, чтобы призвать ильеусцев возродить былое благочестие. Однако немногие, казалось, были склонны к этому, так как новые нравы проникали всюду, даже в приличные семьи, к тому же этому способствовал приезд студентов на каникулы. Все студенты были сторонниками капитана. Они даже устроили обед в честь "будущего префекта (как его приветствовал студент третьего курса юридического факультета Эстеван Рибейро, сын полковника Кориолано, хотя сам полковник принадлежал к сторонникам Рамиро Бастоса), префекта, который избавит Ильеус от невежества, отсталости и косных провинциальных нравов и который будет проводником прогресса, освещающего столицу какао ярким лучом культуры". Еще решительнее оказался сын Амансио Леала, он постоянно вступал в бесконечные споры с отцом: