Олег Зайончковский - Загул

Игорь достал сигареты и закурил. Вокруг на всем пространстве исторического места кипела жизнь. Храмы и боярские палаты осаждали отряды многоплеменных экскурсантов и обстреливали их из фотоаппаратов. Гиды, одетые в русские кафтаны и сарафаны, лопотали на языках Евросоюза. С разных сторон доносилась музыка: русская плясовая, хип-хоп, песни советских композиторов и художественные звоны. В воздухе пахло шашлыком и засохшим пивом. Среди шедевров зодчества по дорожкам в одно– и двуконных бричках разъезжали московские свадьбы. Лошадки, запряженные в эти свадебные экипажи, были не так хороши, как милицейская, встреченная Игорем на набережной; они постоянно мотали головами, пугая туристов и сами пугаясь.

Нефедов смотрел по сторонам, ничему не удивляясь. Дети туристов ползали по стволу, на котором он сидел, и падали наземь и, заглядывая в пушечное жерло, туда орали. Игорь не мог ни включиться в окружавший его праздник жизни, ни отрешиться от него. Он впал в состояние странного напряженного бесчувствия, и лишь изредка в душе его, словно раздавленное, но еще не сдохшее насекомое, нет-нет да и шевелилась безотчетная тревога.

Но, как бы то ни было, рассиживаться здесь, на пушке, не имело никакого смысла. Нефедов попал в историческое место в неудачный для себя день. Сегодня памятники архитектуры не его ослепляли своим совершенством; не ему под горой улыбалась своими излучинами река, и даже рассиявшееся в небе солнце грело сегодня не Игоря, а других. Этих вот жизнерадостных, трезвых, никогда не прогуливающих китайцев и других людей доброй воли и чистой совести.

Нефедов затушил окурок, бросил его в свой пакет и побрел в направлении предполагаемого выхода. Он шел против течения, навстречу развеселому людскому потоку, и только старался не наступать на детей. Вдоль выбранной им дороги справа и слева пестрели тенты закусочных с логотипами пивных брендов, а до ушей его доносилось чпокание открываемых банок. Этот звук, улавливаемый среди тысяч других, был Игорю небезразличен – желание подкрепиться пивом овладевало им все настойчивее. Один лишь вопрос заставлял его колебаться: он не знал, как встретится это пивное подкрепление с уже выпитым им «Агдамом». Продолжая еще сомневаться, Нефедов, однако, замедлял постепенно шаг и наконец остановился у входа в очередную пивнушку.

Заведение, обнесенное легким заборчиком, напоминало вольер. От солнца его, как и прочие, прикрывал матерчатый тент, украшенный много раз повторенным вензелем «Карлсберг». Впрочем, вензель ничего не значил, потому что никакого «Карлсберга» в пивнушке не подавали. Нефедов, смолоду не любивший жестяных банок, взял пиво в большом стакане и с этим стаканом в руке пошел между столиками, выискивая свободное место.

– Битте!.. Пожалюйст! – услышал он вдруг совсем рядом. Обернувшись на голос, Игорь увидел господина в металлических очках ничем не примечательной, но интеллигентной внешности.

– Можно?.. – спросил Нефедов, показывая на незанятый стул.

– Пожалюйст, ест мъест! – повторил господин, делая приятное лицо.

Слегка смущаясь, Игорь подсел за его столик.

– Гут’н таг! – сказал немец, продолжая улыбаться.

– Спасибо, – ответил Игорь, продолжая смущаться.

Некоторое время они молча прихлебывали каждый свое пиво, причем немец, запуская губу в стакан, всякий раз доброжелательно посматривал на Нефедова.

Пиво закончилось у них одновременно.

– Айн момент! – Подмигнув, немец встал и направился к стойке. Через минуту он вернулся с двумя новыми стаканами, один из которых поставил перед Игорем. – Битте!

Нефедов поднял на него удивленные глаза.

– Я угощайт! – немец опять ему подмигнул. – Я тебъя похмеляйт.

Игорь не сразу нашелся с ответом.

– Данке шён… – пробормотал он.

Немец с довольным видом откинулся на стульчике. Заметно было, что он расположен к общению и только придумывает, с чего начать разговор. Наконец господин рыгнул и сделал приятное лицо.

– Пиво плёх! – объявил он, щелкнув ногтем по стакану.

– Бывает и хуже, – Игорь пожал плечами.

– Но! – господин со значением поднял палец. – Россия ест очен карашо!

Нефедов усмехнулся:

– Что же в ней хорошего, если пиво плохое?

Немец пошевелил пальцами, подыскивая нужное слово.

– Карнавал! В Россия всегда карнавал! – он махнул рукой в сторону улицы, запруженной праздной публикой.

Игорь покачал головой:

– Это здесь такой карнавал, для туристов.

– И здъес, и там, – не согласился немец. – В Россия гуляйт, кто где хочет.

– Гуляйт, плевайт, окурки бросайт… Это не карнавал, уважаемый, а бардак.

– Бардак… бардак… – немец закатил глаза, припоминая… и вдруг оглушительно загоготал: – Какой правильный выражение!

Он несколько раз повторил слово «бардак» – сначала досмеиваясь, но под конец уже серьезно.

– Но! – поднял он снова палец. – У вас ест зоборност. В Ойропа зоборност нет.

– Соборность?.. – Нефедов усмехнулся. – Тоже хорошее выражение. Только что оно означает…

– Ви не знайт – я объясняйт! – важно ответил немец. – Я профессор славистики из Ганновер, я изучайт русски литература, я понимайт Россия! Россия есть душа мира, Россия ест брюкке между Ойропа и Азия.

– Что вы говорите… – Нефедов взглянул на него с любопытством. – А скажите, профессор, если вы профессор, известен ли вам такой писатель Почечуев?

– О! – вскричал немец. – Почечуев ест великий писатель. Я писать книга о Почечуев.

Способность удивляться в Игоре порядком уже притупилась, но он что-то пробормотал про странное совпадение.

– Вас?.. – не расслышал немец.

Нефедов помялся.

– Дело в том, – сказал он, – что, раз вы профессор и пишете о Почечуеве, я могу показать вам кое-что интересное. Но предупреждаю – только показать.

Он с некоторой торжественностью достал из пакета том «Провозвестия» и выложил его на столик.

Немец неспешно поменял очки и сделал профессорское лицо.

– «Мосты и тоннели»… – прочел он на фальшивом переплете. – Ви меня не понять…

– Нет, это вы «не понять»! – перебил его Игорь. – Вы загляните внутрь!

Собственной нетерпеливой рукой он распахнул рукопись. Немец прочел несколько строк, потом еще… Брови его зашевелились.

– О, майн гот!.. – прошептал он.

Несколько минут профессор усердно исследовал рукопись, при этом все более возбуждаясь.

– Дас ист фантастише!.. – воскликнул он наконец. – Это ест неизвестный автограф!.. Непубликованный рукопись Почечуев!

Потягивая свое пиво, Нефедов с удовольствием наблюдал за тем, как схватывает ученого немца. Вдруг совершенно неожиданно профессор привстал со стула и заорал во все горло:

– Томас, ком глих!

Оказалось, что в этой пивнушке было полным-полно немцев. И все они были, похоже, слависты, потому что, сбежавшись на крик, принялись с большим интересом рассматривать рукопись.