Дмитрий Лекух - Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник)

И — заплакала почему-то.

Как прорвало.

Сел рядом, обнял за плечи, она мне голову на грудь положила.

— Хрена, — говорю, — лысого я тебя еще когда на эти твои ночные гонки отпущу…

Плачет, глаза прячет, а губы — все одно надувает.

— Можешь отпускать, можешь — не отпускать. Все равно поеду…

— Знаю, — вздыхаю, — что поедешь. Дай хоть немного поворчать-то…

— Ну, ворчи, — плачет.

И вдруг неожиданно проводит мне тыльной стороной ладони по щеке. Я уже и забыл, что она так умеет.

Господи, как же нам когда-то было хорошо вместе…

Я поцеловал ее в уголок рта, встал, взял сигареты, открыл шкаф, накинул на плечи куртку.

— Пойду, — говорю, — на балкон. Подышу, покурю…

— Иди, — улыбается, — морозоустойчивый ты мой. Трави себя никотином. Только — возвращайся. Обязательно…

— А куда я денусь, — жму плечами, — от тебя-то. Слушай, а ты, кстати, не знаешь, почему Крис сбежала?

— Знаю, — говорит. — Но не скажу.

— Почему? — удивляюсь.

— Потому что — не твое дело. Если б она захотела — давно бы сама рассказала. Или вернулась. А если не вернулась и не рассказала — то и я помолчу…

— Может, — говорю, — это и правильно…

— А это, — хмурится, — не тебе решать. Правильно или неправильно. Тоже мне, вершитель судеб нашелся. Судия строгий, но справедливый. Решать он будет. Иди лучше, кури…

Я и пошел.

На балкон.

Вышел, аккуратно закрыл за собой дверь.

Чиркнул зажигалкой.

На улице было тихо, холодно и шел мелкий колючий снег.

Плохой такой снег.

Безнадежный.

Такой назавтра — ни за что не перестанет идти. И послезавтра тоже. И через неделю, и через две.

И через месяц.

И не растает до самой весны.

А если подует даже слабенький ветерок, он превратится в сухую и злобную поземку, от которой, пока ты там, на улице, — никакого спасения.

Никому.

Ни зверю, ни человеку, ни мотоциклисту.

А до весны еще — очень и очень далеко…