Ирина Крылова - Карибские каникулы, или Метанойа

Спустя полтора часа благодаря обоюдно проявленной выдержке и умело сформулированным наводящим вопросам совместные усилия по установлению доступного человеческому восприятию диалога увенчались наконец успехом и ситуация начала проясняться. Люба поняла, что Маринка влюбилась и теперь страдает почем зря, так как ее чувство, похоже, безответно.

Огромная роль в повествовании отводилась объекту Маринкиной страсти – некоему прекрасному Сергею, волшебным образом сочетавшему в себе все известные человечеству на данном этапе эволюции достоинства.

По мере того как Марина трезвела, история обрастала новыми деталями и подробностями, многие из которых показались проницательной Любаше настораживающими. В част–ности, не вызывал особого доверия подарочный кот. Вообще на второй день знакомства дарить девушке кота – это как-то не очень. Тем более такого вызывающе невоспитанного.

Вскользь Марина упомянула, что с момента счастливого знакомства стала плохо спать, о чем красноречиво свидетельствовали темные круги под лихорадочно блестящими глазами. Люба всегда думала, что любовь красит человека, дает ощущение полета и радости, а тут совершенно обратный эффект.

Маринкин рассказ подошел к концу, и подруги молча пили чай. Марина – с чувством некоторого облегчения, которое всегда наступает, когда поделишься наболевшим с близким человеком, а Люба – с чувством непонятного беспокойства, от которого никак не могла отделаться на протяжении всей беседы.

Что-то ей казалось неправильным, каким-то неестественным во всей этой истории.

– Слушай, – вдруг сказала окончательно протрезвевшая Марина, – он весь день не звонил. Я сама ему сто раз набирала – абонент недоступен. Извелась вся. Давай доедем до его дома, хоть краем глаза взглянуть. Ну пожалуйста, ну Люб, а то мне совсем плохо.

Не понимая смысла затеваемой экспедиции, Люба все же согласилась. Во-первых, подругу, только-только пришедшую в себя, огорчать не хотелось, а во-вторых, она сама была не прочь пуститься в какую-нибудь авантюру. Очень уж это было в ее, Любкином, стиле. Не могла она отказать себе в очередном приключении.

Сказано – сделано. Ехать, естественно, решили на Любиной машине и в целях конспирации приняли необходимые меры предосторожности. Марину нарядили в нехарактерную одежду и платиновый парик, благо таковой имелся в наличии и ожидал своего звездного часа, схоронившись где-то в глубине антресоли.

Последний раз Марина использовала его, когда играла Мальвину в школьном самодеятельном спектакле. Тогда она страшно расстраивалась и даже плакала из-за того, что цвет волос был не голубой, как положено, а какой-то невзрачно-блондинистый. Она даже собиралась покрасить парик, но мама категорически за–претила. Теперь же Марина порадовалась естественной платиновости волос и мысленно послала маме привет. Хороша она была бы сейчас с голубой шевелюрой!

Дорогу Марина помнила отлично. В отличие от многих своих знакомых женского пола она не страдала топографическим кретинизмом. (Вид заболевания, распространенного в основном среди особей женского пола, отличительным симптомом которого является полная неспособность ориентироваться на местности.) Как раз наоборот. У нее была патологически хорошая память на всякого рода детали, даты и прочее.

Она всегда поражала знакомых, когда в разговоре о событиях десятилетней или более давности легко вспоминала, какого это было числа, какой был день недели и во что были одеты все участники вышеупомянутого мероприятия. То же самое и с местностью. Ей достаточно было один раз проехать по самому сложному и запутанному маршруту, чтобы, не прилагая особых усилий, запомнить его на всю жизнь. Запоминалось как-то само, автоматически.

Вот и сейчас, совершенно не задумываясь, Ма–рина показывала Любке, как ехать. Вот поворот с шоссе. Дорога вихляет вправо, затем выравнивается и устремляется вперед, в лес. Вот знакомые, усыпанные снегом ели.

Любкин «гелентваген» бойко понесся по заваленной снегом просеке. Странно, но, похоже, тут давно никто не ездил. Снега не было больше суток, а здесь он был девственно нетронутым. Марина начала беспокоиться. Они ехали уже довольно долго, а знакомых кованых ворот все не было.

Неужели она ошиблась? Может быть, был еще какой-то поворот, который она пропустила? Ну просто не заметила? Дорога стала сужаться, и Любке вскоре пришлось остановить свой джип. Дальше начиналась «пешеходная зона». Перед ними стеной стоял густой лес. В одном месте угадывалась занесенная снегом –тропа.

Марина вылезла из машины и, не обращая внимания на вопросительные взгляды подруги, упрямо зашагала в лес по тропинке. Любаня нехотя поплелась за ней. Ей уже разо–нравилось это сомнительное приключение, которое, видимо, ничего, кроме утомительной прогулки по заснеженному лесу, не сулило. Лес становился все гуще, а тропинка вдруг исчезла. Просто оборвалась, и все. Бестолково потоптавшись на месте, неудачливые следопыты пустились в обратный путь.

– Сейчас поедем назад и будем внимательно смотреть по сторонам, – скомандовала Марина, – может, я пропустила какой-то поворот. Хотя вряд ли.

Люба молча кивнула. Они несколько раз доехали до шоссе и обратно, до протоптанной ими в лесу тропинки. Безрезультатно. Кругом – неприступная стена из вековых деревьев. Никаких поворотов. Никаких ворот и домов. Марина даже сходила еще раз в лес по тропинке. Вдруг она пропустила что-то важное. Ничего. Наваждение какое-то.

Марина отказывалась верить в происходящее. Люба с трудом уговорила ее временно прервать поиски и поехать домой отдохнуть. Уехать Марина согласилась только тогда, когда уставшая от бесцельного шатания по лесу Люба клятвенно пообещала ей с самого утра с новыми силами возобновить поисковую деятельность.

Уже выехав на хорошо освещенную трассу, Любка заметила, что на Марине нет парика. Наверное, потеряла где-то в чаще, продираясь между елками. Жалко, конечно, но не возвращаться же! Любу начинало подташнивать от одного воспоминания об идиотской поисковой экспедиции. Хотя парик был качественный, немецкий, и волос натуральный.

Домой подруги вернулись в два часа ночи и сразу же легли спать. Люба осталась ночевать у Марины, несмотря на то что ей настойчиво названивал ее молодой жених, обеспокоенный длительным и незапланированным отсутствием любимой. Любаня промурлыкала ему в трубку что-то нечленораздельно-утешительное, видимо, объясняя, что подруга нуждается в скорой психологической помощи и оставить ее в таком состоянии нет никакой возможности. Ради Маринкиного спокойствия Любка готова была отложить на некоторое (не очень продолжительное) время свою личную жизнь.