Егор Кастинг - СтремгLOVE

«А ты-то, подонок, сам там не был, – думал Доктор про Милосского. – Совершенно точно. Абсолютно я это знаю, клянусь. Такие гады на войну не поедут никогда. Баб будут посылать, девок, детей отправят, чужих, конечно, а сами будут тут в офисе рассказывать всякую херню, выпивать, закусывать и секретарш трахать».

Заглянул молодой человек в кожане с испуганным лицом.

– Ну, чего тебе? – окликнул его главный.

– Ну вот, как вы просили, – начал бубнить парень, – «мерс» я к подъезду подал, а «вольво» на сервис отогнал. А тещу вашу я отвез, все в порядке. Она просила передать, что на рынок не надо ехать, мы заезжали, все взяли.

– Ладно. Иди, – холодно сказал главный и снова налил «Белогвардейской». – Ничё бутылка, да? Красивая?

– Ну, – поддакнул Доктор и вспомнил, как Зина однажды принесла бедную поллитровку кабардино-балкарского розлива. У нее глаза горели, когда она разливала. Это был чистейшей воды технический спирт, разбавленный водопроводной водой. Но она была в восторге:

– Как в горах! Мы там такую пили...

Доктор тогда насел на нее, чтоб она не напивалась, она слушала не перебивая, а потом ответила про другое:

– Такая вонища, когда в живот очередью, ты не представляешь себе...

Главный спросил Доктора:

– Мы на чем остановились?

– Что денег нету, и вообще, все сами делают что захотят, и ты не виноват ни в чем. А они сами во всем виноваты. Так я понял?

– Ну чего ты от меня хочешь? Чего ты добиваешься? Она, старик, сама поехала.

– Просто так? Пришла и говорит – хоть убейте, хочу?

– Ну практически.

Доктор вспомнил, что она почти совсем глухая на левое ухо. Какой-то обстрел, контузия, кусок кирпича на голову упал, и так вышло. Он ей часто бормотал нежную порнографическую чепуху в это самое ухо, она чувствовала только горячее дыхание, догадывалась, что это интересные слова, злилась, вывертывалась и била его подушкой. Потом еще шрам был у нее на голове, он почти весь терялся в прическе, – так, только белый слабый штрих виднелся, это был маленький осколочек, он скользнул по касательной. Доктор иногда поглаживал, бывало, этот белый военный след и думал, что у него не только денег нет, но и яиц, раз он из тыла отпускает ее на войну делать деньги. А еще, когда он – это стыдно – уговаривал ее не пить столько, она кивала на свою войну, там все пьют, и что вроде без водки ей снится одна сплошная Ханкала и еще разве только полет в Шали на вертолете с Шаманом. Но это все было прошлое, и оно мало волновало в эту минуту Доктора; все эти пьяные слезы насчет себя любимого, бедного и одинокого дали свой результат, и теперь разные личные страдания не казались такими уж сенсационными и душераздирающими. Ну, страдания, ну, одиночество и бездарность, что с того? Миллионы таких людей. Главное было другое: не расслабиться и не напоминать главному, как тот выпихивал Зину на войну. Доктор знал все. Не поеду, говорила она, а он отвечал, что тогда пусть пишет заявление. Тогда она будет не нужна тут. Доктор выпил тогда с ней четыре бутылки «Гжелки», в тот вечер, когда она про это рассказала. Было, в общем, уже тогда тяжело про такое слушать, а теперь и вовсе. Про это главному точно не надо было, тогда уж лучше б сразу, как зашел, стулом его по голове и после добивать. Это было лишнее, ну, разве что после, потом когда-нибудь. Пока же надо было культурно разговаривать и делать вид, что всему веришь.

– А не практически? А буквально? Вы ей, ты ей – сказал... э... ты ее просто спросил: а не хочет ли она вылететь в Чечню? Так, да?

– Да, так. Х...и ты на меня орешь вообще? Я же сказал, что мне очень жаль и тому подобное, я же сказал! Да у меня даже расписка есть, что она поехала сама, по своему желанию, в здравом уме и трезвой памяти, и никаких претензий в случае чего ни у нее, ни у ее родни там или кого быть не может.

«Какие же вы тут все негодяи! Как же я ненавижу вас! Да и вообще не могу сказать, что люблю этот народ... Чем больше я живу с ним, тем больше я... Хотя – нет, собак-то я не люблю, с этой их псиной или сучьей вонью, с клочками этими шерстяными, а еще же слюни эти их висят кругом, и лапы, которыми они топтались по дерьму собачьему, и эти языки их шершавые, которыми они тебя хотят лизнуть, облизав прежде дешевых дворовых сучек... Нет, люди все-таки, пожалуй, лучше. Даже эти, журналисты. Что же их заставило этим заниматься? Несчастная любовь какая-то в нежном возрасте? Раздутая тяга к новым впечатлениям? Или такая у них врожденная склонность к извращениям? А может, они просто не способны к систематическому честному труду, привыкли к легким заработкам, дармовой выпивке, вот и подались в редакции?» – не говорил, но думал Доктор, а после взял себя в руки, понял, что надо успокоиться и все ж таки попытаться найти Зину, и сказал тихим, подчеркнуто несчастным голосом:

– А я не ору. И не орал.

– Ну, не орал. Извини.

– Извиняю. И ты меня извини.

– Да ладно, забудь. Понимаешь, если б ты был профессионал...

– Профессионал в чем?

– Ну, если бы ты был журналист...

– А это что, профессия разве?

– Ты что хочешь сказать? Ты просто не работал никогда в газете и не понимаешь.

– Вот эти корявые тексты, что нефть подорожала, и Иван Иваныч встретился с Козлом Козловичем, и Лёню Косого застрелили, а в ресторанах все вкусно и дорого, и списывать ТАССовские новости, только туда еще вставлять идиотские шуточки, да бабки за это немереные огребать – это, значит, профессия такая особая, про это все бездарно врать?

Мало кто вообще любит журналистов, да и не за что это с ними делать, и тут разозлить постороннего человека не так сложно. Главный, впрочем, тоже немного разозлился.

– Слушай, у меня респектабельная газета, лучшая, может, в стране, и я тут со дня основания, давай не будем. Тем более я хотел тебе помочь, но раз ты так... Да у меня и редколлегия начинается, вон видишь люди уже из коридора заглядывают... Все, извини.

– Не-не. Ладно, извини, я виноват, наговорил тебе. Вы людям истину несете, а я так со зла наехал. Извини, у меня просто настроение такое, ты ж понимаешь...

– Ладно. Подождите там, что вы ломитесь! – проорал Вася в дверную щель. – Смотри, у меня дружок один есть, Кавказец его кличка, так он начинает новый бизнес. Гад он, конечно, ничего святого у человека нет, но тебе он может помочь. Ты там все записывай в тетрадку, ну, типа дневник, только с подробностями, мелочей там не будет. Смотри, я сейчас коротко расскажу, а там Лена-секретарша тебя с ним соединит. Значит, так...

Вскоре после отъезда Зины начался новый экзотический этап этой love story. По тонким материям был нанесен такой удар, после которого редкие влюбленные способны сохранить романтические чувства.

А именно: одним солнечным утром Доктор голый зашел в ванную комнату и – это случилось одновременно, не понять, что причина, что следствие – подумал тепло и ностальгически о Зине и взял себя рукой за причинное место; и в этот же самый момент, опять-таки и это добавилось к одновременно случившимся вещам, он обнаружил вдруг ужасную, отвратительную течь. Наблюдая мерзкую каплю на самом конце своего одинокого несчастного дружка, Доктор следил также и за бурей чувств, которые сменяли друг друга.