Ольга Смецкая - Украденная память

– Сегодня, Катюша, за двоих работаешь. Агафонова с подоконника грохнулась. Хорошо, не на улицу. Ну, скажи, нормальный человек? В такую погоду окна мыть? – развела руками Мабель Павловна.

– «А Ленин вдруг в окно заглянет? А все вопросы решены?» – расхохоталась Катя. Вспомнились вызубренные в детстве строки из стихотворения Леонида Мартынова.

Света Агафонова в театре получила прозвище «33 несчастья». С ней вечно что-нибудь случалось. Она постоянно падала с лестниц, проваливалась в канализационные люки, застревала в лифтах. Один раз на нее даже напал сексуальный маньяк. Очевидно, не разглядел в темноте – Агафонова была фантастически, катастрофически косая. Как однажды пошутил Фоменко: «Ее прекрасные глаза с нежностью смотрели друг на друга».

К началу спектакля Катя еле держалась на ногах – видимо, не до конца еще оправилась после болезни. Да и работать пришлось не за двоих, а за троих – Ма-бель явно была не в форме.

Без десяти семь она без сил рухнула на стул. Но не успела глотнуть чаю, как из коридора донесся истошный визг:

– Гримеры! Кто-нибудь наклеит мне ресницы?

– Бондаренко... Беги скорее, – перепугалась Ржевская. Она заведовала гримерным цехом, и вся ответственность лежала на ней. – Потом чай допьешь.

Антон водрузил нарезанный хлеб на стол и с облегчением вздохнул. Вроде бы все... Через полчаса начиналась прямая трансляция футбольного матча на первенство России. По этому поводу Молчанов закупил ящик «Клинского», нажарил картошки, толстыми ломтями накромсал докторскую колбасу.

Он ждал в гости Бориса Варламова.

Браун вертелся под ногами и нетерпеливо повизгивал.

– Уйди! – проворчал Антон.

Зверски хотелось есть. Молчанов с тоской посмотрел на горку дымящейся, с золотистой корочкой, картошки, на розовые куски колбасы, покрывшиеся томной испариной, на блестящие бока пузатых помидоров. Избыток пищи мешает тонкости ума, – напомнил он сам себе и сглотнул слюну. Откупорил пиво, выпил сразу полбутылки. В голове стремительно зашумело.

Наконец явился Варламов. Извлек из-за пазухи запотевший сосуд кристалловской водки.

– Да я целый ящик пива взял, – растерянно пробормотал Антон.

– Отлично! Большой живот не от пива, а для пива! – загоготал Варламов и хлопнул себя по выпирающему пузу. – Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, запомни это, друг мой.

Спустя час стало ясно, что матч не удался.

– Ну же, ну! Давайте, ребятки! – Борька в отчаянии стучал кулаком по столу, в надежде растормошить футболистов. Но «ребятки» неторопливо перемещались по полю, с трудом скрывая зевоту. Водка незаметно подошла к концу. И хотя Антон старался пропускать, пить через одну, все равно изрядно набрался.

– Вот уроды ленивые! – воскликнул Варламов. Он выглядел трезвым, как стекло. – Скука сплошная, смотреть противно. Зато картошечка – пальчики оближешь. Раз мы осуждены на то, чтобы есть, есть надо хорошо! – многозначительно изрек он. Как истинный работник правоохранительных органов, слово «осуждены» он произнес с ударением на букву «у».

На предпоследней минуте неожиданно забили гол. Один из игроков случайно коснулся ногой мяча. Мяч, провожаемый удивленными взглядами футболистов и вратаря, не встретив на своем пути сопротивления, беспрепятственно вкатился в ворота. Итог: 1:0.

– Да-а, сильная игра! – протянул Варламов, когда прозвучал финальный свисток, и откинулся на спинку стула. – Эх, хорошо у тебя, Антонио. Тихо, спокойно. Никто не пилит, не зудит, как комар, над ухом. А у меня – вечный крик, гам...

На самом деле Антон с превеликим удовольствием променял бы пресловутые тишину и спокойствие на шумное семейство. Только, к сожалению, единственная женщина, которую он хотел бы видеть хозяйкой в своем доме, никогда не будет принадлежать ему.

– Вообще, Антоха, меня мои бабы достали. Прикинь, приходит тут ко мне бывшая будущая жена. Ну, честно говоря, я перед ней в долгу, – самодовольно хмыкнул Варламов, – бросил ее и с Надькой расписался.

Антон слушал друга вполуха. В его мозгу мелькали идиллические картинки, подмоченные изрядным количеством спиртного. Вот они с Катей на берегу Средиземного моря. Закат, пустынный пляж. Огромное багровое солнце тонет в темной морской пучине, окрашивая воду в кроваво-красный цвет...

– Ну вот. Заявляется Ирка ко мне, – продолжал тем временем Варламов, – и с порога давай меня грузить – у меня, у нее то есть, пропала подруга. А я Ирку шесть лет не видел. Работы – завал. Две кражи со взломом, – принялся он загибать пальцы, – три ограбления, одно разбойное нападение. Сплошь – висяки.

– Что за подруга? – почему-то заинтересовался Антон.

– Некая Виктория Свиридова. Я ее тоже знаю. Они с Иркой со школьной скамьи – не разлей вода. Мы с Тамарой ходим парой. Девица, надо признать, видная. Блондинка, ноги – от ушей, фигура, как у Клаудии Шиффер. Дай пивка. – Антон достал из холодильника ледяное «Клинское» и протянул другу.

Борис ловко, двумя пальцами, откупорил бутылку и налил в бокал. – А ты чего? – удивленно спросил, заметив, как Антон заваривает крепкий чай.

– Не хочу больше. Не лезет. Так что там с Клаудией Шиффер?

– Вика эта – дама хваткая, ушлая. Далеко не бедная. Бизнес-леди. На Тушинском рынке несколько точек в собственности имела. Плюс бутик на Тверской. Прикидываешь? Торговала итальянской одеждой, по несколько раз в году в Милан моталась за товаром. А тут, Ирка говорит, с год назад у нее странности начались. Скрытная стала, таинственная, куда-то исчезала периодически. Ирка пыталась выяснить, но Вика отбояривалась непонятными делами. А несколько месяцев назад пропала. Как в воду канула. Позавчера Ирка проходила мимо ее дома, они рядом живут, и увидела, как в Викин подъезд грузчики мебель новую вносят. Что-то у нее внутри кольнуло. Она поднялась на Викин этаж. Так и есть. Дверь квартиры – настежь. Народ незнакомый там толчется. Ирка спросила, где Вика. А ей в ответ: не знаем, мол, мы эту квартиру купили.

– А с родственниками побеседовать? – Антон глотнул обжигающего чая. Горячая жидкость тоненькими ручейками разлилась по телу: по груди, рукам, ногам. Добралась до головы и потеснила алкогольные пары.

– Да в том-то и дело, что нет их, родственников, – вздохнул Варламов. – Свиридова – сирота. Ее бабка воспитывала, да давным-давно померла. Такие дела, Антоха... Во, глянь. – Борис вытащил из заднего кармана бумажник и извлек из него фотографию.

– Красивая, – протянул Молчанов, рассматривая изображение на цветном снимке.

В объектив фотокамеры радостно улыбалась молодая женщина, кормящая голубей на знаменитой площади Сан-Марко в Венеции. Ее длинные светлые волосы водопадом струились по плечам. На секунду что-то неуловимо знакомое мелькнуло в ее облике. Мелькнуло и улетучилось.