Валерий Былинский - Адаптация

– Что очевидно?

Он не ответил, вновь погрузившись в созерцание чего-то на экране ноутбука, и улыбнулся.

Я медленно подошел к сейфу, медленно взял лежащий там пистолет – его рукоятка плотно легла мне в ладонь. Поднял рычажок предохранителя, вернулся к столу и упер ствол Анзорину в висок.

– А? – обернулся Анзорин.

– Очевидно? – превозмогая себя, зло заговорил я. – Вот что очевидно… Ты помнишь меня, Анзорин? Помнишь, как ты человека убил, и тебе за это ничего не было?

– Помню я, помню… – как-то странно радостно и мелко закивал он. В нем не было страха, только чрезмерная и какая-то ненормально восторженная возбужденность.

– Ты помнишь, я говорил, что убью тебя? – говорил я, сильно давя стволом его голову.

– Помню, конечно помню… – качался он как ванька-встанька.

– Но ты… не верил, что я тебя убью, помнишь?

– Не верил… Почему же не верил?

– Сейчас самое время пристрелить тебя, сволочь… – почти рычал я, – потому что мне, гад… ничего за это не будет. Понимаешь?

– Понимаю, понимаю, – кивал Анзорин, – только ты не переживай так сильно, не расстраивайся. Мы же выпутаемся!

– Что? Выпутаемся? – я почти продавил его висок стволом.

– Выпутаемся, не волнуйся так… Потому что существуют законы рынка… – скороговоркой, дурашливо улыбаясь, говорил мне в глаза Анзорин.

Казалось, что он говорил это не мне, – кому-то другому.

– Ка-кого рынка?

– Как какого? Нашего, родного, рыночного рынка… Ты посмотри только… – Анзорин, ненормально, рвано улыбаясь, с расширенными глазами, потянул меня пальцами за локоть к экрану ноутбука: – Ведь совершенно же ясно, видишь? Что по законам рыночного саморегулирования, если существует спрос на то, чтобы солнце не погасло, то и способы для реализации этого спроса найдутся. А они-то, дураки, не подозревают, что мы с тобой додумались! Вот посуди сам: спрос рождает предложение – так? Никто не хочет погибать – так? Каждый из нас готов отдать последние деньги, чтобы люди не вымерли. Так? А значит, значит… хи-хи, – должен возникнуть невероятно феноменальный спрос на то, чтобы солнце не погасло. Понимаешь? – брызгая слюной, взахлеб говорил мне Анзорин. – А что это значит? А то, что по законам саморегулирования если возник спрос, то немедленно появится и предложение! И… и солнце, так и не погаснув, вновь возгорится. Оно будет пылать, одаривая нас теплом до тех пор, пока кто-то снова не попытается нарушить рыночные механизмы… Но мы-то будем начеку! Да? Понимаешь? – подмигнул мне Анзорин. – Ага? Мы с тобой на страже будем!

Почувствовав его панибратское похлопывание по своему плечу, я резко отшатнулся, чуть не упал и едва не выронил пистолет.

– Да что ты, что ты! – пуча глаза, обеспокоенно оглядываясь и еще больше пригибаясь в мою сторону, заговорил Анзорин. – Я тут разработал кое-какие нужные алгоритмы вероятности, вот! – он ткнул пальцем в экран ноутбука, – и вычислил, что предложение по спасению солнца уже появляется! Кто-то прямо сейчас, невидимый и всемогущий, настоящий суперменеджер высочайшего звена, гений рыночного саморегулирования, уже делает свое дело. Понимаете? Предложение оформилось, обрело силу и спешит нам на помощь! Скоро оно начнет действовать, охлаждение солнца будет остановлено. Все просто. Это как если подойти к солнышку и пописать на него, вот и все… Все! Поссать и затушить! А знаешь, а я рад, что мы с тобой компаньоны. Разумеется, всем порядочным людям нужно теперь узнать банковский счет нашего спасителя, чтобы немедленно перевести на его счет деньги. Конечно, мы с тобой не сможем так уж много перевести… от возможности, так сказать, по потребности… Но все же – не жалей средств! Там, в сейфе, вложены кое-какие ценные бумаги. Я бы хотел поручить тебе, как самому надежному своему компаньону, реализовать их по выгодной цене. Но не сейчас, разумеется. О, только не сейчас! А подождать немного, когда солнышко совсем почти погаснет… и вот тогда, акции – бряк, и в дело! Вот тогда станем триллионерами и весь мир будет наш… Ну не весь, но полмира точно, пойми, точно! И это ничего, что спасение не наступило ни месяц, ни неделю назад… А внезапно! Сказано же – рынок спасет. В любой день, в любую секунду… главное, верить в него и ждать… ждать… он придет, наш спаситель… Так? Придет?! – Анзорин встал со стола и его глаза безумно сверкнули.

В ту же секунду, будто вновь забыв обо мне, он опять взобрался на стол, скрючился над ноутбуком и стал сосредоточенно щелкать по клавиатуре указательным пальцем правой руки:

– Ага! Вот так, вот так! А мы им – хоп, и не дадимся. Ха-ха-ха! Не-е-т уж. Мы первые застолбили этот участочек, он наш, наш… А это… Ух ты! – Анзорин вдруг резко отшатнулся от экрана ноутбука – так, что едва не упал со стола.

– Ах вот оно что… – изумленно бормотал он с выпученными глазами, и качая головой, словно изумляясь чему-то. – Оказывается, идея-то спасения солнца – твоя, твоя… – Анзорин пристально вглядывался в ноутбук, словно увидел что-то важное внутри экрана. – Твоя идеища-то, твоя! Ух, твоя… Ну, монстр… Ах, голова! Знаешь, я… я ведь надежный партнер, очень надежный, сверхнадежный партнер! Я бы хотел быть твоим… Слушай, возьми меня на работу! А? Ну пожалуйста! – разговаривал он с экраном. – Возьми для начала ну хотя бы на какую-то низенькую должность… Я готов даже бумажки на твоем столе разбирать и складывать, только… я на все… я… – лицо Анзорина исказилось в мучительном экстазе.

У меня похолодели уши, подбородок, грудь. Медленно отойдя от него, я швырнул пистолет в стену напротив – там тотчас же что-то разбилось и зазвенело осколками.

Анзорин не шелохнулся. Он сидел на столе, скрючившись в три погибели над маленьким ноутбуком, и его расширенные глаза и рваную улыбку освещали сполохи огней компьютерного экрана.

Выйдя из кабинета, я встретился с бледным взглядом смотревшей на меня секретарши. Пустой стакан из-под виски валялся на полу. Девушка смотрела на меня так, что казалось, сейчас мы убиваем кого-то вдвоем взглядами. В три шага я подошел к ней, перегнулся через стол, схватил за худые плечи и выдернул из-за стола, словно овощ. Она была легкой, только платье мешало – тяжелое и длинное, словно старинная гардина. Я комкал это платье и заворачивал его вверх, а она только тонко дрожала, глядя на меня ледяными глазами. Грязно, глинисто я вошел в нее, и комкал, и мял, возя, словно живую куклу, по гладкому секретарскому столу, с которого свалился компьютер вместе с клавиатурой, и падало и разбивалось что-то еще и еще. Наконец из меня хлынул поток грязного селя, который, забурлив, заполнил ее всю и выплеснулся через все ее отверстия. Выдернув себя из селя, почти не застегнувшись, как зверь, все еще рыча, стуча ногами, я пошел вон. В зеркале успел увидеть, как секретарша поднимает обе руки, зажимает ими уши, а затем зажмуривает и глаза.