Валерий Былинский - Адаптация

Совершенно опустошенный, будто побывавший в каком-то душевном крематории, я вошел в двери отеля «Саунд Бич». Охранники хотели взять с меня семь фунтов за вход, но когда я почти с ненавистью выдернул из кармана визитку своего отеля, с насмешливым сожалением пропустили. У меня мелькнула мысль: а не взять ли билет и сегодня же улететь обратно?

На территории пляжа было тихо. Рай тишины и плеска волн. Я вспомнил слова Инны, что отель в Египте надо заказывать с собственным пляжем, чтобы вообще не ходить по улице. Она была права. Вероятно, мир постепенно подстраивается под удобную среднеклассовую модель, где все распределяется по нишам. Странный отдых, будто в резервации. На лежаках и в креслах лежали и загорали европейцы. Слева, в тени навеса, отдыхали и арабы: женщины в одежде и голые по пояс мужчины. Некоторые женщины были закутаны тканью по самые глаза.

Я вошел в пляжное кафе под деревьями, сел за столик. Заказал шаверму, минеральную воду и коктейль «Гавана Либре», обозначенный в меню. Курил и смотрел на загорелых туристок в бикини и стоящих по колено в воде арабок в длинных одеждах. Европейки заходили в море, ныряли, а египтянки, ополоснув лицо и замочив низ платья, выходили и возвращались на свои шезлонги. Шаверма была отменная, «Гавана Либре» оказалась коричневой газировкой с добавлением спирта – наподобие нашего русского коктейля в железной банке под названием «ром-кола».

Перекусив, я расплатился, разделся до плавок, положил вещи на свободный шезлонг и вошел в едва прохладную воду. Проплыл несколько метров, нырнул пару раз и вернулся. Надо будет взять напрокат маску и трубку и посмотреть на рыб.

Неподалеку под пальмой полулежали в шезлонгах те самые девчонки, про которых улыбчивый Эни сказал, что они русские. Обе были маленькие, с маленькими грудками и с неплохими, но не спортивными фигурками в ярких китайских купальниках с блестящими золотыми вставками на бретельках и со стекляшками пирсинга в пупках. Одна из девушек, лежа на животе, читала иронический женский детектив Донцовой. На ее сосредоточенном лице было написано сонно-недовольное выражение: «Ну что еще здесь делать, кроме как книжки читать?». Вторая, откинувшись спиной на поставленный, как кресло шезлонг, загорала, запрокинув лицо в солнцезащитных очках и заложив руки за голову. Я переставил свой шезлонг поближе к пальме, где сидели девушки – там было больше тени.

– Привет! – сказал я и поднял руку. – Давно приехали?

Обе слегка шевельнулись, посмотрели на меня, но промолчали.

Я встал и подошел ближе. Наклонился к той, что читала:

– Интересно?

– Да так, смешно, – ответила она без улыбки, – а что?

– Хотите пивка, холодного?

Девчонка повернула голову к загорающей подруге:

– Слышь, Кать! Пиво предлагают.

Пиво я заказал в павильоне, стоящем тут же, на пляже, метрах в десяти. Бармен принес нам три «Стеллы» вместе с бокалами прямо к шезлонгам. Девушки оказались из Перми, прилетели три дня назад. Звали их Света и Катя. Спросили, чем я занимаюсь в Москве. Услышав, что работаю на телевидении, заинтересовались, стали задавать вопросы, на которые мне было неинтересно отвечать. В конце концов разговор немного затух.

Вскоре Света зевнула:

– Жарко. Может, еще пива?

Улыбнувшись, я встал и пошел за пивом в павильон. Вскоре бармен принес еще три холодные бутылки, мы стали пить.

– А вечером что делаешь? – спросила Света.

– Да не знаю еще. А вы?

– Тут неплохие ночные дискотеки есть, Аквафан, Папас Бич. Мы уже ходили. И рыбный ресторан в центре суперский, там на пятнадцать баксов с каждого можно поесть, и мидии, и осьминоги.

– Осьминоги? – повернула голову Катя. – Гадость, я пробовала. Суши лучше.

– Вы там были уже?

– Где, в рыбном ресторане? Нет еще. – Света выжидающе посмотрела на меня.

– Пирамиды видели? – спросил я.

– А, да, вчера.

– Ну и как вам?

– Да как… Катька хотела залезть немного вверх по камням, чтобы фотку сделать, так к ней полицейский пристал, стал кричать, чтобы слезла.

– Ненавижу обезьян этих, – с брезгливым пренебрежением сказала Катя, кивая в сторону проходящих арабов.

– Почему? – спросил я.

– Пристают к нашим девчонкам. Меня один не здесь, на другом пляже за грудь ущипнул, так я ему ногой врезала.

– А он?

– Он? Че он? Они же боятся к иностранкам приставать, если те в полицию пожалуются, их сразу уволят. А нас они за иностранок не считают.

– А за кого считают? – не понял я.

– За русских. Русские бабы для них все шлюхи. Немок и голландок боятся, а нас нет. Когда я его ногой по заднице долбанула, он заулыбался так, а в глазах бешенство. Ничего, с уродами так и надо!

– Злая ты какая-то, – не удержался я, – маленькая и злая.

– Маленькая? Думаешь, школу вчера закончила?

– А, кстати, девчонки, чем вы занимаетесь?

– С тобой говорим, – сказала Катя и хохотнула.

– А тебе сколько лет? – спросила Света.

– Тридцать восемь, – сказал я. И сразу ощутил двойное неудобство – оттого, что тридцать восемь мне будет только через четыре дня, и оттого, что вдруг показался самому себе старым.

– Ничего себе, – ухмыльнулась Света, – хорошо сохранился. – А ты чего, один, что ли, сюда приехал?

Я кивнул.

– Чего так? – подняв брови, насмешливо спросила ее подружка.

Я не сразу нашел, что ответить, и уже злился, что подошел к ним.

– Ну, так. Иногда одному нравится, – неопределенно сказал я, криво улыбаясь.

– А, ну бывает, – сказала Катя и, шевеля оттопыренными губами, отвернулась.

Напрягаться и развивать дальше разговор было неприятно, да и лень. Девушки тоже почти потеряли ко мне интерес. Я стал смотреть на слепящее море.

– Пойду погляжу на дно, – сказал я подружкам.

Интересно, как меняются в массовом сознании представления о престижности возраста. В конце пятидесятых главными героями западных фильмов были седовласые подтянутые джентльмены под пятьдесят. Шестидесятые – взрыв молодости, появление юных беспечных ездоков на Западе и романтиков в СССР. Семидесятые – культ тридцати пяти – сорокалетних героев мужчин типа Делона и Бельмондо во Франции и Басилашвили с Мягковым в СССР. Популярным женщинам тогда тоже было часто за тридцать. Середина восьмидесятых – постепенное омоложение модного возраста. В конце девяностых и начале XXI века – начался повсеместный культ красивой, ловкой, мобильной и активной юности. Реклама, кино, карьера в престижных компаниях – только молодым. Чем юнее – тем лучше и, пожалуй, вечнее. Мужчины за сорок сегодня красят волосы, учатся сленговому молодежному языку и стараются не показывать при смехе рта из-за плохих зубов. Женщины, если имеются деньги, делают пластические операции. Те, у кого денег и сил нет, живут как бы отдельно, в своих стареющих резервациях, пьют дешевую водку, спорят с телевизором и донашивают старую китайскую одежду. Старость и смерть сегодня синонимы, они немодны, их закрыли ввиду низких рейтингов у населения.