Валерий Былинский - Адаптация

– Так быстро? – спросила она то ли смущенно, то ли задумчиво. И, словно боясь отстать от меня, со смиренной быстротой опустошила свой стакан с мартини.

За шторой стояла огромная кровать, дальше – проход в бассейн и сауну. Я вошел в холодную воду бассейна, Света, дрожа плечами, ступила в воду за мной. Опустив голову, она двигалась следом за мной, словно домашнее животное. Так же по очереди мы приняли душ. Света дрожала, хотя вода была горячая.

«Хочешь, иди в сауну», – сказал я. Она покачала головой. Я взял ее за жесткие светлые волосы и поцеловал в шею. Она взглянула на меня виноватыми глазами, опустилась на корточки и, приткнувшись губами, одела мне презерватив. Я кончил глубоко и тепло – словно вышли слезы. Затем вошел под душ, и там немного настоящих слез тоже вышло из меня.

Мы сняли покрывало с огромной кровати. Этот сделанный под фальшивый альков будуар напомнил мне виденную в детстве на почтовой марке картину Рембрандта «Даная». Там лежала на простынях обнаженная женщина, а в воздухе над ней застыл ангел. Возможно, на меня сейчас смотрела моя мать. Мне не было ни страшно, ни стыдно. Это было погружение в реку, смывающее все. Не хотелось сливаться телами. Я поцеловал ее в шею, в затылок. Она дрожала, покрывала быстрыми поцелуями мне лицо. В губы мы не целовались. Туман. Я понимал, что она проститутка, но ведет себя так, словно мы вдвоем в какой-то одинокой квартире.

– Сколько тебе лет? – спросил я.

– Много… – она потупилась. – Двадцать восемь. У меня и ребенок есть.

– А ты как живешь? – внезапно спросила она меня. Там, за шторой, лилось, как кровь из раны, застолье с разговорами про Ларса Фон Триера и Тарковского. Мы лежали голые на широченной кровати за красной шторой. Кто-то смотрел на нас сейчас сверху. Мы плавали в озере мерзкого и в то же время убаюкивающего чуда.

– А почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, ты сильно страдаешь, – сказала она.

– Почему ты так решила?

– Потому что у тебя такие глаза.

Я погладил ее по жестким сухим волосам. Она смотрела на меня внимательно, словно собака. Не породистая, но красивая. Я не ответил ей. Потому что не испытывал сильной душевной боли – на меня, словно на пистолет, поставили глушитель. Может, я и стрелял, и убивал сейчас кого-то – но ничего не слышал. Но глаза нас соединяли. У нее тоже были «такие» глаза.

– Давно занимаешься этим?

– Вторую неделю.

– Ты слишком трепетна для этого.

– Женщины делятся на два типа – шлюхи и папины дочки. Иногда переходят из одной категории в другую.

– Откуда ты это знаешь?

– Папа говорил. Шлюхи готовы черту переступить, а папиных дочек сдерживает авторитет отца.

– Твой папа жив?

– Нет. Его убили на улице, когда я школу заканчивала. Деньги хотели отнять, или что-то такое, он пил много. Он у нас в селе был единственным интеллигентом, учитель истории. Мать уехала. Я жила с шестнадцати лет одна. Потом приехала в Днепропетровск, поступила в институт. В девятнадцать родила. Не доучилась. Сейчас учительница в младших классах. Нужны деньги, чтобы сын в школу пошел. Мне же никто не помогал. А сама я как-то вдруг устала. Просто устала – и все. На квалифицированную работу у нас не устроишься, ехать покорять какие-то большие города типа Киева просто нет сил. Официанткой или полы мыть – тоже нет. У меня специальность библиотекарь.

Мы говорили и казалось, что время разговора все время увеличивается.

Хотя мы проговорили всего минут пять.

– Катя учится здесь на заочке, ей деньги платить за учебу надо. Она и предложила: а давай в Днепр по выходным ездить. Показала объявление в газете. Приехали – тут без рэкетиров, все как на обычной работе. Мы ведь больше всего боялись, что бандиты будут. Но ничего. Так и начали свои проблемы решать. Так что плохо ты женщин знаешь. Мы ради ребенка через любую черту переступить можем. Да и не черта это. Если любим – тогда да, черта. А так – обычная жизнь.

Когда мы вышли из-за ширмы, Катя сидела одна за столом, пила сок с мартини и смотрела в экран телевизора. Егор с Сергеем были в сауне.

Вошла женщина с невнятным выражением лица.

– Будете продлевать, ребята?

– Нет.

Вернулись Егор и Сергей.

– Опять не кончил, – улыбнулся Егор, махая рукой. В глазах Кати и Светы стал зажигаться рассвет. Обе они с опущенными головами и невеселыми улыбками попрощались с нами и быстро вышли.

За день до моего отъезда мне позвонил Егор.

– Слушай, мне тут девчонки позвонили.

– Какие?

– Из бани, помнишь?

– А…

– Они хотят встретиться.

– Знаешь, что-то не хочется.

– Да мне тоже, – устало сказал Егор. – У меня жена завтра из Киева приезжает. Просто девчонки хорошие. Говорят, решили больше в Днепр не ездить. Типа как из-за нас, мы подвигли… Видишь как… Давай с ними просто посидим, и все.

– Просто посидим?

– Ну да. Я договорился, мы их на автовокзале встретим.

Мы с Егором прохаживаемся возле автовокзала.

Уже прошло полчаса, как девушки должны были приехать. Но их не было. Я позвонил Свете по мобильному. Оказалось, что они еще и не выезжали.

– У нас нет денег, – помявшись, сказала Света.

– Доезжайте просто, а мы вас встретим.

Она помолчала.

– Понимаешь, я форму сыну школьную купила.

– Но на маршрутку же деньги есть? Приезжай… – уже понимая, что это не те слова, которые нужны, сказал я. Но что нужно ей говорить – я не знал. Хотя понимал – что.

– Приезжайте лучше вы к нам, – сказала она.

Все было ясно. Мы увидели друг в друге тех, кем не являемся. Может быть, они и в самом деле решили прекратить заниматься проституцией – при условии, что мы с Егором будем вытягивать их дальше. Но у Егора жена, у меня поезд в Москву. Похоже, мы хотели романтично посидеть с ними в ресторане, напутствуя в новую жизнь, и все.

Мы занимаемся не тем, к чему склонны, а тем, что нам удобно.

Удобство. Какая же тут романтика?

Мы помолчали еще немного. Я сказал ей: «До свидания». Посмотрел сквозь клавиши телефона на ее увядшие синие глаза среди сухой травы и нажал на одну из клавиш.

Обычная жизнь без рая.

Мы с Егором прошлись немного по набережной, очутились в прибрежном кафе, съели по шашлыку, выпили по пиву. Говорили, глядя на противоположный берег Днепра, о чем-то таком, что весело, хорошо, но что плохо запоминается.

Похоже – по крайней мере, мне так кажется, – что в этом месте вам немного наскучило читать этот текст. Чересчур уныло, скажете вы. Да и сюжет, который и так едва брезжил, совсем закатился за горизонт. Вы, вероятно, правы в этом своем ощущении. Честное слово, я не рисуюсь, вы правы. Но ничего не могу поделать. Бывает так, что не человек пишет текст, а текст пишет себя человеком. И такой текст бывает не увлекателен.

Ладно. Положите эти буквы в мусорную корзину и радуйтесь дальше жизни, если у вас есть чему радоваться и зачем жить. Или радуйтесь просто так. У меня иногда получалось.