Наталья Нестерова - А в остальном, прекрасная маркиза...

— Конечно, не серьезно. Я глупо пошутила.

— А!

Он снова прижал ее к себе и продолжил покачивания медленного танца в ритм музыки.

— Замуж за него собираешься?

— Никогда! — вырвалось у Гали с излишней поспешностью. Пришлось смягчать. — Я еще не думала об этом. Я очень серьезно, откровенно сказать, старорежимно отношусь к браку. Понимаешь? Семья — это прежде всего дети. Можно сколько угодно сходиться-расходиться, мотать друг другу нервы. Но если появились дети, будьте добры не портить им жизнь. За цветком горшочным ухаживают, лелеют, а ребенка травмировать тем более преступно.

— Согласен. Мои родители развелись, когда мне было тринадцать лет. Они хорошие, умные, любящие меня. Старались, чтобы все прошло интеллигентно и безболезненно. А мне хотелось повеситься. Если бы в тот момент компания дурная подвернулась, пошел бы по кривой дорожке.

— Какой ужас! — искренне передернулась от страха Галя.

— Все нормально. Преступникам тоже способные руководители требуются. Шучу. Нам с тобой сегодня шутки не удаются. Галя, Галочка, Галина. Хорошее у тебя имя. Когда произносишь, будто во рту катаешь маленькую чистую теплую гальку, подобранную на пляже.

Оркестр сыграл последние такты, пронзительно и тонко, словно горевал вместе с Галей, что танец кончился.

Тимур подвел Галю к ее столику. Вадик встал, скосил глаза на вхлам пьяную американку:

— Ее надо уводить.

— Организуем, — сказал Тимур, развернулся, махнул рукой.

Подскочили мужчина и женщина, водитель Тимура и его секретарша, аккуратно подняли пьяненькую, повели на выход.

— Знакомьтесь, — сказала Галя.

— Вадим Крайнов

— Тимур Юдин.

Они пожали друг другу руки. Гале показалось, что она услышала их мысли. Наверное, ее перевозбужденный и перегретый мозг не терпел пауз и подбрасывал варианты. Но слышала она отчетливо, как Вадик, представляясь, подумал: «Это из-за тебя, Наполеон чертов, я тут слоном на ярмарке выступаю?» Тимур, в свою очередь, называясь, мысленно обозвал Вадика долбаным жигало.

Им не удалось после знакомства продолжить беседу. Галя увидела, что вторую американку, такую же нетрезвую, как и первая, обняв, транспортирует к выходу местный чиновник.

Быстро сказала Тимуру:

— Смотри налево. Мэрлин надралась, ее уводит налоговик.

Тимур проследил за ее взглядом:

— Я им не нянька. Тут несовершеннолетних нет.

Американец, танцевавший с женой Тимура, подвел ее к ним.

— Стив! — улыбаясь фарфоровыми американскими зубами, представился Вадику, единственному незнакомому, и протянул руку.

— Влад. Хау а ю? — ответил Вадик.

— Очень красивое платье, — сказала Галине жена Вадима. — Дизайн от Валентино, а исполнение азиатское. Меня зовут Аполлинария. Вы работаете у моего мужа?

Тимур вспыхнул, сжав губы в тонкую ниточку, зло процедил:

— Поля! Позволь тебе представить Галину Новикову, топ-менеджера нашей фирмы.

Испепеляющий взгляд, который он бросил на жену, был сладким медом, пролившимся на Галино сердце. Аполлинария, конечно, звучит древнегречески возвышенно, а Поля — исключительно простецки.

Заиграла музыка. Снова медленный танец. Из репертуара Леграна, мелодия сентиментальная до крайности, еще бы чуть-чуть в нотах поменять, и зазвучит душещипательность тюремного романса. Музыка не оставляла вариантов: танцевать, приглашать даму, кружиться с ней в тесных, допустимых моментом объятиях. Вадик называл медленные танцы узаконенным лапаньем.

Галя перехватила взгляд, который Аполлинария бросила на Вадика: приглашайте, я согласна.

Вот уж дудки! Мало ей Тимура! Галя ленивым небрежным взмахом руки прикоснулась к Вадиму. Он был совершенно туп! Не понимал игры взглядов и жестов. Пришлось, отвернувшись, чтобы никто, кроме Вадика, ее не увидел, процедить:

— Танцевать. Быстро! Приглашай, пошли!

Тимур с женой и американцем остались разговаривать. Галя с Вадиком танцевали. На них глазели. Вадик томился. Галя не могла сообразить: как она сейчас, когда Тимур, вежливо улыбаясь американскому начальнику, исподволь наблюдает за ней, должна выглядеть. Быть хмуро возвышенной? Или веселой и беззаботной?

Однажды Тимур на производственном совещании, когда Галя разразилась смехом над абсурдом очередной американской инструкции, сказал: «Твой смех возвращает в детство». Тимура не поняли, уставились недоуменно. Он поправился: «То, что нам кажется детскими играми, для американцев — стержень. Они не дураки, прошли серьезный путь становления бизнеса. Поэтому — без хиханья и хаханья, конструктивно — думаем, что ответить, чтобы не сильно наврать».

Веселиться, смеяться — самое лучшее, пришла к выводу Галя. И потребовала от Вадима:

— Смеши меня!

— Чего?

— Качественно смеши меня, чтобы все видели мое радостное лицо и слышали мой заливистый детский смех.

— Какой смех? — снова переспросил Вадим.

— Зараза!

Слово «зараза» у Гали и у ее подруги, жены Вадика Насти, служило ругательством на все случаи жизни.

— А ты сама не можешь посмеяться?

— Не могу, я же не сумасшедшая.

— Вот это спорно. Пощекотать тебя?

Он забрался пальцем в вырез ее платья на спине и поцарапал. Галя передернулась от возмущения.

— Прекрати! Господи, какой ты недотепа!

— Здрасьте! — обиделся Вадик.

— Быстро расскажи смешной анекдот.

— Ни один приличный в голову не идет.

— Рассказывай неприличные.

— Ну, без претензий! Сама попросила.

Эффект получился — лучше не придумаешь. Галя задирала голову, с неподдельным интересом, а также с оторопью и тихим ужасом слушала, как партнер что-то говорит, потом вскрикивала возмущенно, била его кулачком в грудь, как бы наказывая, и заливалась смехом.

Когда кончилась музыка, Вадик спросил:

— Нам еще долго тут кренделя выписывать?

— Можно уходить. По-английски, ни с кем не прощаясь. Плавно двинули в сторону вестибюля. За талию меня приобними, типа — мы воркуем. Этих анекдотов я тебе никогда не прощу! И Насте расскажу, какие мерзости ты в голове хранишь.

— О женщины! Сначала сами просят остренького, а потом возмущаются.

Вадим был рад, что представление окончено, и на угрозы неблагодарной Гали внимания не обращал. Даже предлагал по пути домой заскочить в магазин за сахаром и что там еще Настя просила.

У дверей Галя обернулась и тут же встретилась глазами с долгим и грустным, провожающим, взглядом Тимура. Последняя сладкая капля. Вспоминать этот взгляд, домысливать его смысл, мечтать можно будет несколько дней.

Така и Вака прекрасно знали, как из тети Гали, крестной мамы, вить веревки. Она позволяла им то, что родная мама запрещала, которая прекрасно видела, когда слезы — действительное несчастье, а когда — наглые капризы. Тетя Галя вообще не выносила их плача, тут же шла на уступки. Поэтому двойняшки отлично проводили время. Обедали овощным супчиком и куриными котлетками не дома, а в «Макдоналдсе», вместо дневного сна катались на лошадках в парке и скатывались с ледяных горок.