Иэн Макьюэн - Солнечная

В здании, где прежде проверяли на вредность кирпичную пыль и стекловату, он ходил по лабораториям и выслушивал недельные отчеты инженеров, конструкторов и неких загадочных энергоконсультантов, создавших пространный документ под названием «Мотивировка микроветра 4,2», – Биэрд не нашел в себе сил прочесть даже первый абзац. За это лето отдел по набору персонала, сам только что набранный, нанял столько народу, что каждую неделю Биэрду приходилось объяснять пяти-шести незнакомцам, кто он такой. Не участвовали в ИВУ считаные единицы, и, обходя лаборатории, Биэрд все больше унывал. Несмотря на все труды, для испытаний в Фарнборо не было ничего готового, никто так и не занялся вплотную проблемой турбулентности, никто всерьез не задумывался над тем, что делать при отсутствии ветра, – ни у кого даже проблеска идеи не было, как накапливать электричество дешево и эффективно. Требовался отдельный большой проект по разработке емкого аккумулятора для дома, но предлагать его было поздно: почти все работали над ИВУ, а кроме того, о разработке аккумулятора как раз и жужжал все время Олдос. Гораздо лучше построить на юрском побережье Дорсета складненький реактор, чем погубить миллион крыш вибрацией, срезающей нагрузкой, опрокидывающим моментом бесполезной машинки, для которой ветер редко будет достаточно сильным, чтобы дать сколько-нибудь полезный ток.

Как такое могло случиться, не без жалости к себе удивлялся Биэрд, переходя из одной комнаты в другую, – как могло его случайное замечание бросить всех в погоню за призраком? Ответ был прост. За его предложением последовали разъяснительные записки, детальные планы в сто девяносто семь страниц длиной, наброски бюджета, таблицы, и все он подписывал, не читая. А почему? Потому что Патриция затеяла роман с Тарпином и он больше ни о чем не мог думать.

Он возвращался по коридору мимо кабинета Брейби, чтобы поговорить со специалистом по материалам, но на пути его вырос сам Брейби – Брейби стоял в дверях и возбужденно манил его к себе. В кабинете один из двух «хвостов» по имени Майк прикреплял липкой лентой к доске чертеж.

– Кажется, у нас что-то есть, – сказал Брейби, закрывая за Биэрдом. – Майк только что принес.

– Не подумайте, профессор, – сказал Майк. – Это не я нарисовал. Я нашел.

Брейби взял Биэрда за рукав и подвел к доске.

– Посмотрите. Хочу знать ваше мнение.

На большом листе был правильный чертеж, окруженный десятком набросков – рисуночков, выполненных четкой, но нетвердой линией наподобие того, что можно увидеть в записных книжках Леонардо. Под внимательным взглядом двоих Биэрд рассматривал центральный чертеж – толстую колонну с пересекающимися линиями и сечениями, увенчанную счетверенной одновитковой спиралью, а внизу менее детальное, в виде ящика, изображение генератора. На одном рисуночке изображена была крыша с телевизионной антенной и спиралью на коротком шесте, привязанном к дымоходу, – так себе крепление. Две минуты он рассматривал чертеж молча.

– Ну что? – спросил Брейби.

– Да, есть что-то, – буркнул Биэрд.

Брейби засмеялся.

– Я так и подумал. Как он действует, не понимаю, но понял: что-то тут есть.

– Это вариант турбины Дарриуса, похожей на старую сбивалку для яиц. – В давние дни, когда он был счастливо или менее одержимо женат, Биэрд посвящал половину дня изучению истории ветряков. Тогда физика этого дела представлялась ему сравнительно простой. – Но отличие тут в том, что лопасти стоят на спирали под углом шестьдесят градусов. Их четыре, что позволяет распределить крутящий момент и, может быть, облегчает запуск. Должна неплохо действовать в косом восходящем потоке. Возможно, годится для крыши – кто знает? Так кто ее придумал?

Но он уже знал ответ и почувствовал себя еще более усталым. Слушать ликование Сирены Суоффхема по поводу научного прорыва, зари новой эры в конструкции ветряков, сегодня было выше его сил. Это – до следующей недели; сейчас ему хотелось только посидеть в тиши, подумать о Патриции, не волноваться из-за пустяков. Вот до чего он дошел.

Майк почесал у себя под косичкой, простроченной кое-где мятежной сединой.

– Он лежал у Тома на столе. Мы подумали, он специально оставил, чтобы нам показать. Мы обрадовались, но его нигде не нашли. Сделали копию для инженеров, им тоже нравится.

Джок Брейби взволнованно сделал круг по кабинету, вернулся к столу и сорвал пиджак со спинки стула. Снобу в Биэрде хотелось отвести чиновника в сторонку и объяснить, что так не делают со времен Блетчли [6], и, во всяком случае, с его, Биэрда, студенческих времен, – не делают из верхнего пиджачного кармана патронташ для шариковых ручек. Но совет этот он держал только в мыслях, а вслух не высказывал.

Брейби сдерживал волнение и был величав; снизойдя с высот к собеседникам, он говорил размеренно и чуть хрипло, словно только что плеча его коснулся меч и он оторвал колено от королевской подушки.

– Сейчас я буду говорить с Олдосом, потом я отведу его к конструкторам. Нам нужны реальные чертежи. Они сядут с ним и поработают, а вы, Майк, и другие ребята тем временем можете все обсчитать… ну, там, закон Брехта и так далее.

– Закон Бетца.

– Совершенно верно.

И он удалился.

Закончив обход, Биэрд с тарелкой шоколадного печенья и чашкой горячего кофе уединился в пустой комнате отдыха позади столовой – давно уже единственном уютном месте в Центре – и почти с приятной тяжестью в ногах обратился мыслями к предмету своей одержимости, останавливаясь на деталях, которые в последнее время от него как-то ускользали. Но прежде ему пришлось поднять себя с кресла, пройти в другой конец комнаты и выключить бормочущий телевизор, настроенный по обыкновению на новостной канал. Соперничество Буша и Гора требовало внимания неголосующего большинства населения земли. Он снова сел и придвинул к себе тарелку.

Патриция была несравненно красивее других его жен, вернее, худощавая и белокурая, она была единственная из всех их красавица. Остальным четырем не хватало до красоты миллиметров – или нос слишком тонок, или рот чересчур широк, или чуть скошен лоб или подбородок, – они были привлекательны, эти меньшие жены, только в определенной перспективе, или благодаря усилию воли или воображения, или за счет плотского желания, склоняющего к самообману. Итак, некоторые детали, касающиеся Патриции. Например, узкие ягодицы. Ладонь побольше могла бы накрыть обе. Тугая сливочная кожа между выступающими краями таза. Поразительный полиморфизм, благодаря которому сформировались мягкие соломенные волосы на лобке. Увидит ли он когда-нибудь снова эти сокровища? Теперь, хоть это нарушает чувственную картину, он должен подумать о синяке под глазом. Она не хочет с ним разговаривать, и, может статься, он никогда не узнает правды. Рассуждать приходится лишь вероятностно. Допустим, его план удался, его гостья, чьи шаги он имитировал, стуча ладонями по ступеням, разозлила Патрицию, но и разбудила любовь, привязала к нему, заставила пожалеть о том, что она теряет, и она сказала Тарпину, что их роман окончен, что она возвращается к мужу, – а он пришел в ярость. В таком случае синяк на скуле означает, что она снова почти принадлежит ему, Биэрду. Не воздушный ли это замок? И если да, то что?