Михаил Барановский - Зуб за зуб

– Нормально курится.

– Да нет. Как ку-ри-ца? – машет руками, как крыльями. – А не как ку-ри-тся.

– Сама ты как курица. И курится – хорошо. И курица – хороша. Мне все с тобой хорошо.

– Я тебе не курица. Я тебе не какая-нибудь наседка.

– У меня тоже начали делать столовую, – меняет он тему.

– Расскажи мне лучше про рефлексы. – Анна придвигается и кладет голову Максиму на плечо.

– Зачем тебе? – Он трогает ее волосы.

– Страшно интересно!

– Рефлексы бывают условные и безусловные. – Максим целует ее в щеку.

– Как это? Не отвлекайся. Я хочу подробно.

– Условные – это когда долго, долго, много времени, годами тебя приучают, например, есть по сигналу. Лампочку включают – и у тебя выделяется слюна. Собака Павлова.

– Слышала я про эту собаку.

– Потом, когда лампочку включают – просто так, хочешь не хочешь – слюнки текут.

– Интересно, у меня ни один Павлов не развивал условные рефлексы.

– Ты о чем?

– О том, что я спокойно жру в темноте.

Максим смеется, и голова Анны подрагивает на его плече.

– Не хочу ничего знать про твоих Павловых, Ивановых, Сидоровых…

– А безусловные? Расскажи про безусловные.

– Лимон.

– Долларов?

– Вот это безусловный рефлекс. Хотя по идее ты должна была всего лишь поморщиться.

– Нет, я обожаю безусловные рефлексы!

Неожиданно раздается звонок в дверь. Максим и Анна, подскочив на диване, смотрят друг на друга.

– А не было ни разу, чтобы этот твой «состав» пришел не по расписанию?

– Ты почему спрашиваешь?

Звонок повторяется.

– Боишься? – Анна выходит из комнаты.

А Максим, как парализованный, как дед Антон, продолжает сидеть на диване, не двигаясь. Он слышит какие-то голоса, доносящиеся из прихожей. Через минуту Анна возвращается.

– Это соседка. Можешь не волноваться. До пятницы.

– Все. Я не хочу так. Я не хочу делить тебя с этим.

– Это признание в любви?

– Считай – да.

– И что дальше?

– Меня бесит этот твой деловой тон, – говорит Максим, уставившись в сверкающий пол.

– А меня бесят бессмысленные разговоры.

– Ладно, ладно, прости меня. – Он берет ее за руку. – Знаешь, эти три дня, когда я тебя не вижу…

Анна высвобождает руку, но Максим продолжает:

– Дома мне кажется, что ты рядом, что ты просто вышла из комнаты. Когда просыпаюсь, долго не могу сообразить, где я: здесь или там? Где, чья квартира? С кем я спал?

– Вот как?

– Нет, не в этом смысле.

– Запутался, бедненький. – Анна встает и выходит из комнаты.

– Покажи зубы! – говорит Максим.

– Смотри! – Сергей неестественно широко и торжественно улыбается.

– Шедевр! – восхищается он собственной работой.

– Дай я тебя поцелую. – Сергей перегибается через заставленный едой и бутылками стол, теряя равновесие и цепляясь за Максима губами. – Вот спасибо, доктор!

– Не за что. Всегда пожалуйста. – Максиму неловко, он оглядывается по сторонам.

В ресторане немноголюдно. Черно-белые официанты подобострастны и сутулы. Они вьются над их столиком с особым рвением, убирают, подносят, стремглав меняют пепельницы.

– Да не мельтеши ты! – грубо осаживает одного из них Максим. – Ненавижу, когда они так – пепел сбить не успеешь, поговорить не дают, лезут своими ручищами, суки!

– Тебе не зубы, а нервы лечить надо, – говорит Максим.

– Да ладно, это мой кабак, а эти, – кивает в сторону официанта, – они другого языка не понимают.

– Зачем же ты назвал свой кабак «Еврохарч»?

– Это не я. Это пиарщики. Говорят, «Еврохарч» – запоминающееся название. Провели социологический опрос. Народу нравится. А тебе нет?

– Ну, «Еврохарч» так «Еврохарч». Так ты, Серега, ресторатор?

– И ресторатор тоже, а нервы, конечно, лечить надо. Все болезни от нервов. Так, доктор? Жаль, что ты только по зубной части, – говорит Сергей, разливая по рюмкам тягучую ледяную водку.

– Какая часть тебя еще беспокоит?

– Все остальные части, Макс! Ливер болит, – смеется Сергей белозубым ртом, – все болит. Стареем.

– Ничего-ничего. Скрипучее дерево долго стоит.

– Да, мы еще поскрипим. Это уж точно. Ну, давай за здоровье! Снимем стресс.

– Стресс, Серега, алкоголем не снимается, – говорит Максим. – Но выпьем тем не менее.

– Что ж его, паразита, снимает? – кривится от водки Сергей. – Секс?

– И секс не снимает. Только у женщин. А у мужчин – не снимает.

– От бля… так и знал, – досадует Сергей. – Пью, трахаюсь, и никакого удовольствия! Так ты говоришь – даже стресс не снимает?

– Не снимает.

– Обидно, – говорит Сергей и задумывается. – А вот скажи мне, как медик медику: бабки стресс снимают?

– Зависит от суммы, – рассуждает Максим. – Тут ведь может быть превышение терапевтической дозы.

– А что делать?

– Физический труд, побольше на воздухе, здоровый образ жизни и все такое.

– Знаешь, что я тебе на это отвечу: ну тебя в жопу. Выпьем? – поднимает рюмку Сергей.

– Никаких противопоказаний, – тянет свою Максим. – Как говорится, в малых дозах алкоголь полезен в любых количествах.

– Точно. Ты-то как? Жена? Дети? – закусывая, интересуется Сергей.

– Жена, дети – дочь – пятнадцать лет, собака. А у тебя?

– Жена еще есть, детей нет, собака сдохла. Все хорошо. Помнишь, как мы с тобой в лагерь ездили пионерский?

– Помню. Каждый раз из окна поезда я надеялся увидеть, где начинается море. Так ни разу и не удалось. Я всегда просыпал этот момент.

Поезд покачивает. Дребезжат стаканы в подстаканниках на столике купе. Верхняя полка, подбородок уперт в подушку. За окном море. Утреннее, пустынное, еще не прогретое солнцем. Каменистые пляжи, солярии с голыми серыми лежаками. Туннель – неожиданно, как обрыв пленки в летнем кинотеатре. Девчонки пищат от темноты где-то в тамбуре. Свет – ожидаемо, но все равно внезапно. Выброшенные на сушу останки ржавых судов. На бортах надписи белой краской: «СКА – чемпион», «Саша. Донецк. 1974», «Здесь был Игорь из Свердловска». Вдруг кто-то кричит: «Дельфины!» «Где? Где?» «Да вон там!» – бросаются к окну. Черные силуэты прыгают по воде, как запущенный с берега параллельно поверхности плоский камень. На перроне пахнет шпалами, морем, магнолией, китайской акацией. Народ тянется на пляж с надутыми матрасами под мышками, с детьми на плечах, с полотенцами через плечо. Двадцатикопеечная монета блестит на солнце. Женщина с усами продает горячую кукурузу, дает крупную соль из пол литровой банки. Соль – бесплатно, бери сколько хочешь. Втираешь ее в початок, отряхиваешь о шорты руки и ешь по дороге на море. Хорошо. «Максим! – кричит вожатая. – Где твоя пара?» Серега в белой пилотке с белым вафельным полотенцем, на котором в углу йодом выведено: «Сережа Сапунов».

Вот он. Или не он? Тот – худой, с просвечивающимися ребрами, со смехом похожим на икоту, и этот, сидящий напротив, – не совмещаются, как гусеница с бабочкой.