Грег Мортенсон - Три чашки чая

«Что с тобой?» — спросила Тара, увидев его слезы.

«Ш-ш-ш, — прошептал он, свободной рукой откидывая прядку волос с ее лба и беря бокал. — Ш-ш-ш».

Телефонный звонок из Сиэтла нарушил счастливый покой Грега Мортенсона. Жан Эрни хотел точно знать, когда сможет увидеть фотографии построенной в Корфе школы. Мортенсон рассказал ему о своем похищении и о планах вернуться в Пакистан через несколько недель. «А пока, — сказал он, — я хотел бы немного побыть с дочерью». Эрни ответил: «Приезжай сразу, как только сможешь».

Нетерпение Эрни удивило. Грег спросил, что случилось. Ученый глубоко вздохнул: у него обнаружили миелофиброз — неизлечимую форму лейкемии. Врачи сказали, что ему осталось жить несколько месяцев. «Я должен увидеть школу перед смертью, — сказал Эрни. — Пообещай мне, что привезешь фотографию как можно быстрее».

ЭРНИ ГЛУБОКО ВЗДОХНУЛ: ВРАЧИ СКАЗАЛИ, ЧТО ЕМУ ОСТАЛОСЬ ЖИТЬ НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ. «Я ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ ШКОЛУ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ».

«Обещаю», — ответил Мортенсон. К горлу подкатил комок. Он не мог поверить в то, что этот своенравный старик, поверивший в него, человек, всегда плывший против течения, уходит навсегда.

Осень в Корфе стояла сухая, но необычно холодная. Жители деревни давно перестали собираться по вечерам на крышах своих домов и перебрались поближе к очагам. Мортенсон провел в Америке всего несколько недель и снова отправился в Пакистан, чтобы закончить строительство школы и выполнить обещание, данное Эрни. Каждый день вместе с мужчинами Корфе он приходил на стройплощадку устанавливать последние стропила на крыше. Грег нервно посматривал на небо: боялся, что пойдет снег и работу придется останавливать.

Туаа удивлялся, как легко Мортенсон привык к местным холодам. «Мы все беспокоились, сможет ли доктор Грег спать в нашем доме, рядом со скотом, в дыму. Но он, казалось, вообще не обращал внимания на подобные вещи, — вспоминает Туаа. — Он вел себя совсем не так, как другие европейцы. Он не требовал удобств или особой пищи. Ел то, что давала ему моя мать, и спал рядом с нами в дыму, как балти. У него прекрасный характер. Он никогда не лжет. Мои родители и я очень полюбили его».

Как-то вечером Мортенсон рассказал Хаджи Али о своем похищении. Старик только-только положил в рот кусок жевательного табака. Услышав эту историю, он тут же выплюнул табак в очаг. Он хотел говорить разборчиво, чтобы Грег понял каждое его слово.

«Ты поехал один! — воскликнул он. — Ты не пытался стать гостем вождя деревни! Если я могу научить тебя хотя бы чему-то одному, пусть этим станет такой мой урок: в Пакистане ты не должен никуда ездить в одиночку! Поклянись, что не будешь делать это!»

«Клянусь», — сказал Мортенсон, присоединив к огромному множеству обетов, данных старику, еще один.

Хаджи Али отправил в рот новый кусок табака и задумался.

«Где ты собираешься строить следующую школу?» — спросил он.

«Думаю отправиться в долину Хуше, — ответил Грег. — Побываю в нескольких деревнях и посмотрю…»

«Могу я дать тебе еще один совет?» — перебил Хаджи Али.

«Конечно».

«Почему бы тебе не предоставить это нам? Я встречусь со старейшинами долины Бралду и выясню, какая деревня готова предоставить для строительства школы землю и рабочих. И тебе не придется колесить по всему Балтистану, как неприкаянному», — сказал вождь Корфе.

«Неграмотный старый балти снова преподал американцу урок, — вспоминает Мортенсон. — С того времени, где бы я ни строил школу, всегда вспоминал слова Хаджи Али и двигался медленно: от деревни к деревне, из долины в долину. Я всегда работал там, где у меня уже были контакты, и никогда не бросался в неизвестные места, вроде Вазиристана».

К началу декабря в школе удалось застеклить окна и развесить в классах грифельные доски. Оставалось лишь покрыть крышу железом. Алюминиевые листы имели острые кромки. Работать с ними под порывами ветра было очень опасно. Мортенсон всегда держал под рукой аптечку. Уже несколько мужчин были травмированы металлическими листами, и ему пришлось залечивать полдесятка серьезных ран.

Грег спустился с крыши, потому что его позвал Ибрагим — один из строительных рабочих. Мортенсон внимательно смотрел на крупного красивого балти, не понимая, в чем причина. Тот схватил американца за руку и повел к своему дому.

МОРТЕНСОН ВСЕГДА ДЕРЖАЛ ПОД РУКОЙ АПТЕЧКУ. УЖЕ НЕСКОЛЬКО МУЖЧИН БЫЛИ ТРАВМИРОВАНЫ МЕТАЛЛИЧЕСКИМИ ЛИСТАМИ, И ЕМУ ПРИШЛОСЬ ЗАЛЕЧИВАТЬ ПОЛДЕСЯТКА СЕРЬЕЗНЫХ РАН.

«Моя жена, доктор-сахиб, моя жена! — нервно твердил он. — С ней что-то не так!»

Ибрагим держал единственный в Корфе магазин. В его доме было специальное помещение, где жители деревни покупали чай, мыло, сигареты и другие товары. В хлеву на первом этаже, за жилыми комнатами, Мортенсон нашел жену Ибрагима, Рокию. Женщина лежала на залитом кровью сене, вокруг нее стояли овцы и обеспокоенные родственники. Два дня назад она родила ребенка, но по-прежнему чувствовала себя плохо. «Запах разлагающейся плоти был невыносим», — вспоминает Грег. При свете масляной лампы с разрешения Ибрагима он осмотрел женщину.

«Она была очень бледной и не приходила в сознание, — вспоминает Мортенсон. — После родов у нее не отошла плацента, и женщина могла умереть от септического шока».

Сестра Рокии держала на руках новорожденную девочку. Грег понял, что ребенок тоже находится при смерти. Поскольку вся семья считала, что Рокия отравилась, новорожденной не давали грудь. «Кормление стимулирует матку, и плацента могла бы отойти сама по себе, — вспоминает Мортенсон. — Я заставил их приложить ребенка к груди и дал Рокии антибиотик». Девочке явно стало лучше, но мать по-прежнему не поднималась. Когда она приходила в сознание, то начинала стонать от боли.

ПРИ СВЕТЕ МАСЛЯНОЙ ЛАМПЫ МОРТЕНСОН ОСМОТРЕЛ РОКИЮ С РАЗРЕШЕНИЯ ЕЕ МУЖА. ПОСЛЕ РОДОВ У НЕЕ НЕ ОТОШЛА ПЛАЦЕНТА, И ЖЕНЩИНА МОГЛА УМЕРЕТЬ ОТ СЕПТИЧЕСКОГО ШОКА.

«Я знал, что нужно сделать, — вспоминает Мортенсон. — Но беспокоило то, как отнесется к этому Ибрагим». Мортенсон отозвал балти в сторону. Ибрагим был самым «продвинутым» жителем деревни. Он носил длинные волосы и брил бороду, подражая иностранным альпинистам, которых сопровождал в восхождениях. Но при этом оставался истинным балти. Мортенсон осторожно объяснил, что ему нужно удалить из внутренностей Рокии то, из-за чего она болеет.

Ибрагим хлопнул его по плечу и сказал, чтобы он делал все необходимое. Грег вымыл руки горячей водой, затем вытащил из матки Рокии разложившуюся плаценту.

На следующий день с крыши школы Мортенсон видел, как Рокия вышла из дома и куда-то деловито направилась, держа на руках окрепшую дочку. «Я был счастлив от того, что удалось помочь, — вспоминает Грег. — Балти мог и не позволить иностранцу, неверному, прикасаться к своей жене. Ибрагим проявил настоящее мужество. Я был потрясен тем, насколько эти люди доверяли мне».