Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой

Петь-то он, конечно, не умел, но с другой стороны, там вообще никто не умеет петь. Я тоже хреново пою. Но я никого и не победила. На Ильку работали лучшие специалисты шоу-бизнеса. Ему даже Пол Маккартни песню подарил. Услышал, мол, случайно Илькино исполнение и потрясся. Сколько Папик отвалил за потрясение сэра Пола, даже и догадаться нельзя, тот тоже вроде не бедняк, но до Папика ему, конечно, как до Луны. Песня так и называлась «Как до Луны». Никто ничего не понял, но охренели все. Даже мы, участники Академии, зная, что это на самом деле фуфло и залепуха, какое-то время взирали на Ильку, как кролики на удава – все-таки с Маккартни на дружеской ноге. Сам Илька тоже сбрендил от своего величия, он ведь совсем молодой – 17 лет тогда было, обнюхался кокса прямо на очередном концерте и свалился в бессознанке прямо на сцене. Скандал заминали как могли, но слухи поползли, и песня была отозвана. Я вообще думаю, что сэра Пола развели как лоха на что-то душещипательное и благотворительное. Папик практически всесилен, нет такой службы и структуры, какую он не смог бы купить на корню. Крутой, аж дым из жопы. Один прокол у крутого – недетопроизводителен. Илька – единственный его отпрыск и наследник. И ничего папаша сделать не может. Куда тогда всю х…ву кучу деньжищ девать? Некуда. Вот Папик и носится с ним, вернее, за ним, то с кнутом, то с пряником. Тогда, после концерта скандального, только Илька отошел от бессознанки, Папик вломился в Звездный дом и отметелил сыночка прямо у нас на глазах. Страшная была картина. На что я уже тогда этого гондона Ильку ненавидела, но чуть не описалась от страха. Чувствительная была. Чего-то верещать стала, на руке Папика повисла, ну и тоже в стенку отлетела. Так нас двоих и отвезли в больницу с диагнозом сотрясение мозга. А потом в больницу камер понавезли и снимали на белоснежных простынях с гвоздиками на тумбочке. Типа, мы с Илькой танец акробатический разучивали и грохнулись во время поддержки. Танец потом доснимали, когда мы уже вышли. Папик к тому времени остыл и расплачиваться начал. В приступе отцовской любви Ильке яхту подарил, а мне комнату в коммуналке в Черемушках, так как я не москвичка. И стали они считать, что я им по гроб жизни обязана. А мне после этого подарка вообще в Академии п…ец наступил. Там же половина только Илькиных корешей была, вторую половину набирали из таких же придурков, как я, по всем провинциям нашей великой Родины.

Понтов было! Не описать. Поперлись по малым городам, по глубинке так сказать. В смысле бедную талантливую молодежь искали, у которой денег нет до больших городов добраться.

А тут Великий шанс на дом. Ну и к нам в Ежовск их занесло. А я тут как тут, талантливая и бедная. Правда, не совсем молодежь – лет мне уже было 25, но собирателям талантов к тому времени осточертело шляться в захолустьях, где даже гостиниц нормальных нет, только с тараканами да клопами, и сроки поджимали, так что они решили не заморачиваться и велели мне паспорт потерять, а в новом паспорте возраст переделать, сами все в нашей милиции и уладили. Сунули сколько надо на лапу, наши-то менты не балованные, им много не надо. Так и стала моложе. Потеряла пять лет жизни вместе со старым паспортом. Хотя я его, конечно, заныкала за печкой в своей развалюхе. На всякий случай. Стала 20-летней Светланой Хохряковой, официанткой из города Ежовска. А два года обучения в театральной студии и три – работы в кукольном театре этого самого забытого Богом Ежовска как корова языком слизала. Обозвали меня Пеппи и под этой кликухой запихнули в Звездный дом. И начала я, в общем-то уже взрослая тетка, косить под enfant terri ble. Внешность позволяла, я всегда моложе выглядела. А тут еще нарядили в шорты и гольфы, выкрасили волосы в зеленый цвет, заставили говорить высоким голосом и шепелявить, чтобы педагоги по сценической речи исправить могли. Полученным результатом вся компания, во главе с главным продюсером Марком Поплавским – делателем звезд, осталась страшно довольна. Хохотали как безумные, тыкали в меня пальцем и повизгивали: «Полная идиотка». Хрюкали от удовольствия – очень уж им своя нехитрая придумка нравилась. На мой-то взгляд, все это было обычной ерундой. «Плохих девчонок» в Академии и без меня хватало – из Илькиного окружения. Вот это уж просто хуже некуда, но поскольку их пребывание было проплачено Папиком напрямую и намного дороже, чем наше (найденышей, так сказать), то против их капризов не особенно попрешь. А они все как одна захотели стать роковыми женщинами, вот и стали им волосы удлинять, сиськи увеличивать и брюлики на них навешивать.

А я что – Пеппи так Пеппи. На все согласная, мне по-любому в Звездном доме лучше, чем в родном Ежовске. К тому времени как Великий шанс к нам в гости нагрянул, я уж совсем никакая была. Тоска заела, считай, до смерти. Ей-богу, просыпалась по утрам и плакала – зачем проснулась, еще один день жить. И ничего не помогало, а я старалась, честное слово. Я ж не совсем дебилка, понимала, что болею – депрессия моя болезнь называется. И по-умному-надо бы мне к врачу обратиться – психотерапевту. Да где тот врач у нас в Ежовске? Даже если и есть кабинет в больнице с такой табличкой – «Психотерапевт» – никому в этот кабинет заходить не посоветовала бы. У нас в Ежовске врачи еще те. На собственном горьком опыте знаю: маму мою они только так ухандокали. Всю жизнь у нее голова болела и всю жизнь они ее от гипертонии лечили. Боли сильнее – таблеток больше. Она их уже пригоршнями поглощала в конце жизни, но только какая-то полоумная сделалась и совсем старуха в свои сорок пять, а голова не проходила. А умерла она от болезни почек. Пока ее от гипертонии лечили, обе почки потихоньку отсыхали. Это уже в больнице выяснилось, куда ее в бессознательном состоянии доставили. Недолго она там пробыла. Через три дня я ее уже хоронила. И осталась тогда одна-одинешенька в суровом Ежовске. Город этот – не совсем моя родина. Родилась я здесь, но после моего рождения родители сразу уехали в Таджикистан – папа военным был. Так что выросла я в Душанбе. Дитя солнца. Мама там в музучилище аккордеон преподавала, папа месяцами на танкодроме пропадал. Жили хорошо. Солнце, фрукты; таджики такие симпатичные. А потом все рухнуло. Сначала папа погиб на учениях, а потом заваруха под названием «перестройка» началась. И таджики стали вдруг совсем несимпатичными. Пришлось нам с мамой бежать. Она бы не уехала из Душанбе, но решила меня спасать. Ей так наши соседи и посоветовали: «Спасай дочку, пока не поздно». Они сами таджики были, соседи наши, всю жизнь мы дружили семьями. Когда папа погиб, от мамы не отходили, во всем помогали, роднее родных были. А тут пришли, денег дали и сказали: «Уезжай, Маруся. Спасай Светку. Убьют за то, что волосики светлые и глазки голубые. Сейчас не разбираются, а дальше еще хуже будет, страшные люди с гор спустятся».

Читать дальше