Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой

Потому что не могла же я сказать, что Илья – в честь Ильдара Калганова. Манечка захотела назвать своего сыночка обязательно именем его папы, только на православный лад.

– Пепа, у нас принято называть первого мальчика в честь отца.

– Ничего страшного, – успокоила я, – будет двойное имя – Илия-Берналь. Очень красиво.

– Илия-Берналь, – попробовала на слух имя будущего сынишки Теа, ей понравилось. – Правда, красиво! Тебе нравится, Кончита?

– Очень-очень.

Они готовы были прыгать от радости.

– Пепа, может быть, еще кофе?

– Нет! Мне уже достаточно.

– Чего-нибудь другого?

– Если возможно, кокос с молоком.

– Никаких проблем! – Кончита полетела на кухню.

– Понимаешь, Пепа, у нас уже есть три девочки, и я отчаялась родить мальчика. В эту беременность даже не пошла к сеньорам гадалкам, чтобы не расстраиваться. Решили с Берналем – как будет, на все воля Божия, но мы страстно мечтаем о мальчике. Отец не может быть полностью счастливым, если у него нет сына. А мой Берналь очень хороший муж и отец. Ты его сильно обрадовала сегодня.

У меня дернулся правый глаз, и я невольно потянулась за сигаретой, потому что я поняла, что добрый Берналь повесит меня на толстой ветке моего чудо-дерева, если родится девочка.

В общем-то я сильно попала и надо бы уносить отсюда ноги и искать новое местечко. Тут одновременно появился хороший муж и отец и младшая сестра с открытым кокосом.

– Угощайся, Пепа.

Я начала пить через трубочку божественный напиток, а они молча смотрели на меня как на икону.

Когда я допила, Берналь не выдержал и спросил:

– Ты можешь рассказать что-нибудь еще?

Терять мне уже было нечего, и я продолжила радовать своих слушателей:

– Роды будут быстрые, парень торопится, поэтому сделает тебе немного больно, поранит внутри, но не волнуйся, все скоро заживет.

Это я описывала, не стесняясь, роды Манечки.

– Ничего, ничего, – согласно закивала Теа. – Я потерплю.

– А сейчас тебе надо больше отдыхать. Сеньор Берналь, пожалуйста, пожалейте свою жену, у нее очень болит спина.

– Она не жаловалась, – и он вопросительно взглянул на Теа.

– Болит, Берналь, верно, – стесняясь своей боли, произнесла Теа.

– А как спина может не болеть, если женщина таскает такой аквариум, – пояснила я незадачливому мужу.

– Да! Живот у нее в этот раз будь здоров; в прошлые беременности был намного меньше. Это я сплоховал, не сообразил. Теа! С завтрашнего дня ты не работаешь, езжай в деревню к дочкам.

– Берналь, тебе одному будет тяжело, сейчас самое горячее время!

– Я сказал – в деревню! А то еще какой-нибудь вред причинишь себе или Берналито, не дай Бог!

И он осенил себя крестом, естественно, католическим.

Хотела я предложить свои услуги, но передумала. Решила, что не стоит форсировать события. Я и так сегодня уже отлично «внедрилась», по крайней мере, до родов Теа.

Тут подошли новые посетители, и Кончита с Берналем пошли их обслуживать.

Мне тоже надо было убираться, чтобы не надоесть, и я поднялась, но Теа спросила:

– Ты такая удивительная женщина. Может быть, ты знаешь, как у меня дальше будет с детьми? – Теа засмущалась. – Мой муж очень страстный любовник, – проговорила она, понизив интимно голос.

Она была такая славная, доверчивая и наивная, что я никак не могла ее огорчить. В конце концов, беременным необходимы положительные эмоции, и я объявила свой прогноз на будущее:

– Следующий тоже будет мальчик. Теодор.

Теодора я придумала просто так, от балды.

– Теодор… – завороженно повторила за мной женщина.

– Ага! Видишь, как здорово. Ты – Теа, а он будет Тео. Теа и Тео. Прекрасно!

Ей тоже понравилось, она прямо засветилась от удовольствия.

– А второе имя ему можно будет дать?

– Да сколько угодно! – весело разрешила я. И чтобы больше не говорить уже ни о каких детях, предупредила: – А если дальше надумаешь рожать, знай – пойдут одни девчонки. Спасибо за кофе и кокос. Пойду отдохну, устала.

И пошагала к своему дереву. Рюкзачок мой лежал на прежнем месте. Я села на одеяло, прислонившись спиной к мягкому стволу, закрыла глаза и стала вспоминать Манечку. Наблюдая ее беременной, я тогда в Ежовске сделала открытие – хороших женщин беременность делает еще лучше. Вон Теа какая чудесная; Манечка же вообще тогда стала походить на ангела с животиком. Она вся звенела радостью и не собиралась радость свою скрывать. Когда животик явно обозначился, старухи и тетки нашей сельской слободы забеспокоились, хотя ранние беременности в нашем краю дело абсолютно привычное. Но тут – Манечка, которая считалась образцово-показательной девочкой. Не пила, не курила, на дискотеках не дралась, в милицию не попадала, все за учебниками да книжками; мать и отца слушается, за теткой лежачей два года ходила. Все дружно завидовали дяде Пете и тете Люсе и, встречая их, непременно фальшивыми голосами ныли:

– Люсь, Петь, какая у вас дочка-то хорошая, не то что наши непутевые. Вот радость-то родителям на старости лет.

На самом деле дядя Петя и тетя Люся вовсе не были старыми, было им соответственно 45 и 43 года. Но у нас с возрастами не канителились: или «молодые» или сразу «старость лет». Но тетки не могли все время быть добрыми, гадость им надо было обязательно сказать, и, похвалив Манечку, они сразу, поджав губы, начинали пугать:

– Только, Люсь, засиживается в девках. Все книжки да учеба. Парня-то у нее нет. Смотри, Люсь, высохнет над книжками, совсем никому нужна не будет. Годы-то идут.

Тетя Люся только отмахивалась:

– Найдет еще.

И тут такое ошеломительное событие – у правильной Мани растет пузо. Весной родители Мани почти не приезжали – дороги сильно развезло и грузовику или мотоциклу было не проехать. Дядя Петя все же иногда прорывался на грузовике, чтобы сделать какие-нибудь дела по дому – снег с крыши покидать, забор подправить, печку прочистить, но ему Маня ничего не говорила, а сам он замечал только, что дочка поправилась, и очень радовался этому факту.

Я спросила Маню, почему она не сказала отцу; Маня объяснила, что сообщит, когда родители приедут вместе, а то по отдельности они с ума сойдут.

Так что первыми засекли Манину беременность местные злые сплетницы. Началось как обычно – они стали собираться кучками и шептаться, если Маня проходила мимо, они замолкали, жадно вглядывались в ее фигуру, а потом начинали горячо обсуждать изменения в облике. Потом решились на пробную атаку. Аня Дудкина, тетка лет пятидесяти, старший сын которой отбывал срок в колонии, а младший шалопайничал, завидев Маню, возвращающуюся из училища с занятий, притворно-ласково позвала:

– Мань, а Мань, подошла бы ты к старухам, поговорила бы с нами.

Маня улыбнулась и подошла.