Улья Нова - Инка

А мучители перешептываются, галдят, снуют туда-сюда, звенят и звякают стекляшками. Об Инке они забыли, бросили ее, бледную, лежать и задыхаться от боли. Теперь они суетятся вокруг детеныша, укололи крошечный пальчик, выдавили ягодку крови, хотят втянуть ее через трубочку, но маленькое существо не сдается, извивается, оглашая окрестности криком, в ответ на который проснулись, потянулись и хором заорали все холостые и женатые коты ближайших дворов.

Было около полуночи, когда Звездная Пыль обнаружил в телескопе бурное рождение новой галактики, в эту осень они возникали как грибы, заполняя пустоты небес. «Еще немного, и в мире совсем не останется пустоты», – думал он.

Вскоре Инка спряталась от мук в толще сна, в щелку форточки прокрался к ней болтливый ветер, прохладный, принялся нашептывать на ушко спящей последние новости.

Все понемногу успокоилось, все потихоньку улеглось. Суматоха стихла, коридоры опустели, собрался на боковую и Васька, очень утомленный за день больничный кот. Любимец персонала и рожениц, теперь вытертый, блеклый, растерявший все зубы старик, и преклонный возраст придает ему сходство с кусочком старенькой шубы, которую кладут для мягкости на сиденье синих «жигулей». Вполз Васька потихоньку в палату новорожденных, остановился в проходе, вылизал лапку, раздумывая, где бы прикорнуть, вскарабкался на подоконник, а уж оттуда запрыгнул прямехонько в кроватку нашего хорошего знакомого, того, кто орал как рекуай и растревожил старика Ваську, а вместе с ним и всех остальных котов в округе, дворовых и домашних. Теперь детеныша стянули в тугой кулек, кричать ему не дает резиновая соска, и только свет, исходящий от его кожи, не удалось затушить. Лежит наш друг, испуганными глазенками глядит в потолок, не может понять, куда попал и за что связан, боится, что будет ему тут всегда одиноко и тоскливо, от этого он сопит, всхлипывает и хнычет, освещая палату не хуже любого ночника нежным неоном, какому позавидовал бы любой производитель галогеновых ламп. Кот заботливо заглянул в глаза малышу, пощекотал усами, мягонький, облизал щечки шершавым языком, отмыл от материнской крови, приободрил, мол, не мурлычь, ты не один, успокоил, мол, все как-нибудь уладится, главное, ты приземляйся всегда на четыре лапы и держи хвост дымом. Малыш затих, улыбнулся, а его урчащий друг улегся рядышком и мигом задремал.

За происходящим наблюдал внимательный оникс-глаз ястреба, что притаился на карнизе у окна. Когда малыш заснул, птица оттолкнулась от карниза и взмыла к чернильным тучам.

Скользит ястреб над городом, а улицы внизу ветвятся как облетевшие осенние кусты боярышника, тычут в небо иглами шпилей. От площадей улочки разбегаются лианами, что увенчаны яркими цветками новеньких офисов и банков. В центре по веткам-переулкам бегают мошки-прохожие, ястреб следит за ними, видит всех и каждого, знает: кое-кто сегодня нечаянно встретит в городе забытого друга, а другой – встретит бывшего соседа, а третий – одноклассника. Ястреб знает, что встречи эти не случайны, надо только их разгадать, надо только не теряться, а это уж дело тех, кто там, внизу. Птица проплыла круг над городом, медленно и степенно взбивая крыльями мокрое, густое небо. Над хребтами крыш, что с виду мало чем отличаются от других, ястреб медленно соскальзывает с высоты, камнем падает в тихий, невзрачный переулок.

Минуту спустя плавными, но быстрыми шагами какой-то человек скользнул мимо кондитерской на углу, соседняя дверь скрипнула, пожаловалась и мягко затворилась, впустив посетителя внутрь маленькой кофейни с тремя круглыми столиками.

И вот сидит Уаскаро, Заклинатель Встреч, тянет во времени латте, кофе, пропущенный сквозь молоко. На лице Уаскаро не день, а вечер с затаенной грозой. Приходит час, и даже Заклинателю Встреч не мешает выйти из игры, потянуть через трубочку латте, вспомнить, что время имеет вкус крепкого горького кофе, и решить, наконец, как же быть.

«Инка, Инка, сейчас ты, обессиленная, шевелишь губами, перебираешь в кулачке косточки кролика, как утопленник выпускаешь из глубины сна редкие неразборчивые стоны. Инка, Инка, в твоих губах нет трубочки-усну, как же напоить тебя надеждой, чем успокоить?»

Уаскаро смотрит в окно, на улице зажглись ожерелья фонарей, люди чуть съежились и опасливо прибавили шаг. Даже выход из игры не спасает Уаскаро от обязанностей, здесь, в крошечном кафе, его зоркий взгляд связывает и затягивает все встречи, которые произойдут этим вечером в городе. Перебирает Уаскаро шерстяные нитки встреч, только ему доступно прочитать по узелкам тайнопись, только ему подвластно выдернуть нитку, предотвратить свидание. Все может Уаскаро, все исходит от него и все тянется к нему. Одно ему недоступно – выйти, как следует, из игры, насладиться сладковатым латте и решить, как же быть дальше, что же делать с Инкой.

Пятьсот лет трудится, не покладая рук, Заклинатель Встреч. Его творения не блестят как бижутерия городских огней, не выставлены в витрину, не кричат и не привлекают внимания – дела его кажутся должным, единственно правильным порядком вещей, ведь иначе и быть не могло, ведь встреча состоялась. Но выйди из игры Заклинатель, сразу станет понятно, как туго без его поддержки, как случайно и небрежно все вокруг. Пятьсот лет вкалывает Уаскаро, Единственный и Верховный Заклинатель Встреч, без праздников, без благодарности и без зарплаты поддерживает людей, связывает или разделяет их. Пятьсот лет проработать на одном месте без выходных и отпусков – дело нешуточное, только ему одному ведомо, как он устал. Здорово утомился Уаскаро и решил незаметно уйти на покой. Он нашел в глубинах Океана Людского, выследил и выловил девушку, помог ей отыскать в горной стране Виракочу, душу-чудо, душу-сокровище, собирался передать ей свой дар и уйти.

«Но Инка, Инка, ты сильнее, чем я ожидал, ты была моим учителем, ты учила меня улыбаться, ты научила мою душу любить, я потерял покой, и я потерян навеки».

Вздыхает Уаскаро, а сам завязывает узелки встреч, помогает одному нерешительному менеджеру, этот робкий паренек на другом конце города предлагает девушке из соседнего офиса пойти вечером в кино.

Вздыхает Уаскаро, он взволнован, все волнуются, когда надо решать, сейчас или никогда. Но Уаскаро тяжело вдвойне – мольбы городов шумят в нем, плач брошенных и разделенных, всхлипы и стоны одиноких все настойчивей молят о встрече. Уаскаро отодвигает рюмку с латте и сдавливает ладонями виски – раньше на лице у него были мир и покой, а теперь – вечер и шторм.

«Инка, Инка, я гнал тебя по улицам города, я сталкивал тебя с разными людьми и часто был незаслуженно жесток. Но ты сопротивлялась, ты действовала вопреки и даже в тесной клетушке „Атлантиса“ ты оставалась собой. Потом я бережно направлял тебя, но ты не слушалась и сопротивлялась, ты была упряма, ты не хотела разгадывать тайный смысл своих встреч и ничего не хотела понимать. Я подстроил твою встречу с астрономом, но ты не приняла мой дар, я подослал к тебе Бузину, знающего все премудрости бус и ожерелий, а ты подшучивала над ним, я свел тебя с редким, светлым человеком, а ты прозвала его Человек-Краб. И вот теперь ты совсем одна, у тебя на руках наш сын, и все твои встречи исчерпаны».