Джонатан Коу - Случайная женщина

Обе — Мария, стоявшая прислонясь к косяку и спиной к мужу, и Анджела, вытиравшая сушилку для посуды, — резко обернулись, услыхав последнюю фразу Мартина. Анджела — чтобы ответить на зов, Мария — потому что ласковое обращение к няне, произнесенное столь же ласковым тоном, ее шокировало. В считанные секунды внезапное и обоснованное подозрение зародилось в ее голове, расцвело и усохло до размеров твердой уверенности.

Для того чтобы объяснить, зачем Мария обзавелась приходящей няней, необходимо обозначить второго человека, кому она имела обыкновение признаваться в истинном положении дел в ее семье. То была не кто иная, как старинная и любимая подруга Сара. Сара вернулась из Италии на несколько месяцев позже, чем предполагалось, и провела в Оксфорде семестр с лишним, прежде чем ей удалось выяснить новый адрес подруги. Мария к тому времени была беременна и в целом довольна жизнью. Сара обрадовалась, узнав, что Мария замужем, ведь она высказывала сомнения насчет пригодности Марии к замужеству, — эту беседу, которая произвела глубокое впечатление на обеих женщин, я услужливо воспроизвел в третьей главе.

— Ты счастлива? — спросила Сара на всякий случай. К этому слову, как нам известно, Мария питала амбивалентные чувства.

— Наверное, — ответила она.

Мария не всегда понимала, что такое счастье, но несчастье она распознавала с первого взгляда и к следующей встрече с Сарой насмотрелась на него достаточно. Времени между двумя встречами прошло немало, Сара уже закончила Оксфорд.

— Ты счастлива? — вновь спросила она просто ради приличия.

— Наверное, — ответила Мария, но на сей раз ее ответ немедленно лишился доказательной силы, поскольку она разрыдалась и проплакала на плече у Сары не менее тридцати пяти минут. (Вы наверняка заметили, что у Марии появилась склонность давать волю эмоциям именно в такой форме. Не волнуйтесь, это скоро пройдет.) Правда, при той встрече в подробности она вдаваться не стала. Прошел год или более (я совсем запутался во времени), прежде чем она выложила Саре все как на духу, поведала о всех тайных последствиях своей ужасной ошибки. Она многое рассказала Саре и даже показала отметины. Сара онемела, она не знала, что сказать. Более того, ее непосредственная реакция была следующей: она разрыдалась, а потом всхлипывала на плече Марии не менее тридцати пяти минут.

— Разведись, — в итоге посоветовала она.

Но Мария отвергла совет, приведя неубедительные, откровенно говоря, причины (см. выше). Вновь и вновь, упорно и неустанно, пыталась Сара уговорить подругу уйти от мужа.

— Но как же ребенок? — возражала Мария. — Да и куда я пойду и что стану делать?

В конце концов Сара нашла ответ на этот вопрос. Ей предложили временную работу в школе во Флоренции; работодатели сняли для нее дом — большое осыпающееся палаццо в северной части города. Дом был слишком просторным, чтобы жить там одной, и она пригласила Марию приехать и погостить сколь угодно долго.

— Но как же ребенок? — спросила Мария.

Однако Сара звала в гости столь настойчиво, что Мария, собравшись с духом, обратилась к Мартину: не будет ли он против, если она уедет на длительный отдых? «Ради сохранения нашего брака» — так довольно нелепо сформулировала Мария. К ее удивлению, Мартин оказался не против, хотя, по сути, удивляться было нечему. Мартину изрядно надоело общество Марии, единственное развлечение — гонять жену пинками по дому — и поначалу казалось ему пресноватым, а к тому времени приелось окончательно. Он внес предложение: нанять няню присматривать за Эдвардом, выбрав для этой цели Анджелу, машинистку из своей конторы, с которой Мартина вот уже несколько месяцев связывали атлетические сексуальные отношения. Мария почему-то об этом не подозревала. Но с другой стороны, с тех пор как она вышла замуж, мозги у нее стали уже не те.

Девять месяцев она наслаждалась свободой, относительной, но все-таки свободой — жить в одном из величайших городов мира вдали от супруга. То были счастливые дни, насыщенные и яркие, солнечные большей частью, но с непременной тенью в том или ином углу; не прохладной, зовущей тенью, в которую прячешься от зноя, но предвестницей тьмы, сырой и зловонной, предвестницей возвращения в Англию к Мартину. К концу отпуска эта тень стала до такой степени густой и грозной, что Флоренция превратилась для Марии в город ужасов, и она решила сократить отдых. Уехала ранним утром, написав наспех записку Саре, и явилась домой почти на месяц раньше срока.

— Знаешь, Мария, — сказал Мартин в тот вечер, когда они поужинали и поболтали, прямо как настоящая счастливая супружеская пара, которая радуется встрече после долгой разлуки, — по-моему, Анджелу не стоит увольнять, пусть остается. Вот увидишь, она отличная помощница. Да и Эдвард к ней сильно привязался. И я без нее уже управиться не могу.

Теперь-то Мария поняла, что он имел в виду.

— Ты назвал ее «дорогая», — заметила она.

Мартин проигнорировал замечание или, возможно, не услышал, потому что прозвучало оно очень тихо.

— Ты ведь подтвердишь, не правда ли, солнце мое, — обратился он к няне, обнимая ее за талию, — что я был Марии нежнейшим и заботливейшим мужем. Ты расскажешь в суде, не так ли, любовь всей моей жизни, как она плохо обращалась с Эдвардом, как безнравственно манкировала своим материнским долгом и как не сумела выполнить обязательства по отношению к своему верному и преданному супругу. — Он обернулся к Марии: — Мы с Анджелой поженимся, разумеется. Вчера вечером я обсуждал это с викарием. И с медовым месяцем все устроено. Мы отправимся в чудесный короткий круиз по Средиземноморью. Билеты уже заказаны.

— А если… — начала Мария, но ей облегчили задачу.

— Нет ни единого шанса, дорогуша, абсолютно ни единого шанса, что я проиграю в суде. Я получу развод на основании полной и окончательной несостоятельности нашего брака. Если даже из соображений элементарных человеческих приличий я умолчу о твоей измене, мне не составит труда доказать факт безрассудного поведения с твоей стороны. Твоя неспособность удовлетворить меня сексуально — доказательство более чем достаточное. А ты подумала об унижении, о презрении к себе, которое я испытал, когда мне пришлось обратиться за плотскими радостями к прислуге, простой домработнице? Что касается опеки над Эдвардом, тут вопросов нет. Твоя никчемность как матери очевидна. Ты пыталась покончить с собой. Ты бросила сына на абсолютно незнакомого человека и отправилась шляться по Европе. Суд без колебаний отдаст ребенка на попечение отца и любимой няни.

После паузы Анджела спросила:

— Будете биться?

Мария взглянула на мужа, поежилась и покачала головой. Кулаками после драки она никогда не размахивала.