Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

Она обратилась к Маноли в таком же высокомерном, как обычно, тоне – так между ними было принято. Пока он флиртовал с ней, она ощущала себя выше его.

– Послушайте, молодой человек, – проговорила она. – Как вам, наверное, известно, я не свободна. Вы можете подарить эти цветы кому-то еще.

– Правда? – ответил Маноли. – И кому именно я могу их подарить?

– Ну, например, вы могли бы преподнести их моей сестре – она пока что свободна.

И тут Анна неожиданно для себя самой сказала:

– В следующее воскресенье я приглашу ее на обед. Она тебе понравится.

У нее сразу возникло чувство, что эти слова произнесла не она, а кто-то другой.

Ближайшее воскресенье было днем Святого Георгия, то есть идеальным поводом пригласить в гости Марию и отца. Анна виделась с Гиоргисом и Марией скорее из чувства долга, чем потому, что ей этого хотелось: ей не о чем было говорить со скучной младшей сестрой и отцом-рыбаком. Всю следующую неделю Анна представляла себе ласковые прикосновения Маноли и с нетерпением ждала, когда они останутся наедине, но решила, что это произойдет не раньше, чем состоится запланированный званый обед.

В первое послевоенное десятилетие на Крите все еще чувствовался дефицит некоторых продуктов питания, но дома Вандулакисов эти неприятности не касались – особенно если речь шла о церковном празднике, когда верующие были просто обязаны вкусно кормить гостей и домашних.

Гиоргис был очень рад приглашению.

– Мария, иди сюда! Анна приглашает нас на обед! – воскликнул он.

– Как это мило со стороны нашей светской дамы! – с нехарактерной для себя язвительностью ответила девушка. – И когда?

– В воскресенье. Осталось два дня.

В глубине души Мария тоже была довольна, что их пригласили. Она мечтала укрепить отношения с сестрой, ведь именно этого хотела бы их мать. Но в воскресенье она поймала себя на том, что заметно нервничает. Гиоргис же, который наконец пришел в себя после нескольких лет скорби, с заметным нетерпением ждал встречи со старшей дочерью.

Заслышав рев мотора грузовичка, недавно приобретенного отцом, Анна вздрогнула и неохотно спустилась по длинной лестнице, чтобы встретить родных у входа. Маноли, который зашел в дом несколько минут назад, уже успел открыть дверь.

Мария оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. У нее были самые большие карие глаза из тех, что ему доводилось видеть, и эти глаза с нескрываемым удивлением смотрели на него.

– Я Маноли, – сообщил он, с протянутой рукой двигаясь навстречу девушке и ее отцу. – Двоюродный брат Андреаса.

Письма Анны родным были столь редкими и немногословными, что в них она даже не упомянула о возвращении домой блудного племянника старших Вандулакисов.

При встрече с симпатичной девушкой Маноли всегда чувствовал себя в своей стихии, но на этот раз он, возбужденный не только ее красотой, но и невинным видом, превзошел самого себя. От его внимательного взгляда не укрылось ничего: ни тонкая талия, ни изящные ягодицы, ни мускулистые руки, окрепшие за годы тяжелого физического труда. Эта девушка была одновременно и хрупкой, и сильной.

В час дня все сели обедать. Вместе с Александросом, Элефтерией и их двумя дочерьми с семьями вокруг стола сидела добрая дюжина людей, и застольная беседа была шумной и оживленной.

Маноли заранее решил, что затеет флирт с младшей сестрой Анны. Такой опытный ловелас, как он, делал это скорее по привычке, но он не ожидал, что Мария окажется такой красивой и такой податливой на его уловки. В течение всего обеда молодой человек развлекал ее легкомысленной беседой, и хотя девушка явно была неопытна в таких играх, иногда у нее получались очень остроумные ответы. Бесхитростность отличала Марию от большинства женщин, которых знал Маноли, и постепенно от добродушного подшучивания он перешел к вопросам о ее жизни. Когда Маноли выяснил, что Мария знает толк в горных травах и их целебных свойствах, они заговорили о траволечении, границы которого все шире раздвигаются наукой. Мария и Анна были так же не похожи друг на друга, как необработанная жемчужина и ограненный алмаз: первая обладала природным блеском и неповторимой, пусть и неправильной формой, второй же был огранен и отполирован, благодаря чему сверкал утонченной красотой. Маноли обожал оба этих драгоценных камня, и мягкая, с добрыми глазами девушка, так явно преданная своему отцу, очень понравилась ему. В ней не было искусственности, а ее наивность влекла молодого человека, словно магнит.

Анна исподтишка наблюдала, как Маноли затягивает Марию в сети своего обаяния, рассказывая истории, от которых она постоянно заливается веселым смехом. Мария буквально таяла от его внимания, и ближе к окончанию обеда Анна поняла, что сделала. Она сама отдала сестре Маноли, завернув его в подарочную упаковку, и теперь ей хотелось получить свой подарок обратно.

Всю следующую неделю Маноли не мог избавиться от смутного раздражения. Что произошло в тот вечер между ним и Марией? Такое поведение было нехарактерно для него: Мария не имела ничего общего с женщинами, которых он встречал во время своих странствий. Кроме того, обычаи и традиции, регулировавшие отношения между мужчинами и женщинами в Плаке, заметно отличались от тех, что были приняты в городах, где он побывал. Здесь, в критской провинции, за каждым движением и каждым словом внимательно следили. Маноли помнил об этом, когда приходил к Анне, и хотя он всегда соблюдал определенные границы, одновременно молодой человек осознавал, что играет с огнем. В Анне он видел скучающую, праздную женщину, которая собственными руками возвела стену между собой и своей родной средой. Анна воплотила в жизнь свое стремление оказаться там, где за рутинную повседневную работу платят другим, и расчитывалась за это вынужденным бездельем. Ее социальный статус значительно повысился, но теперь она, не имея подруг, барахталась в общественном вакууме – и неудивительно, что она была так рада вниманию Маноли. Когда Анна замечала его, ее глаза радостно вспыхивали, а губы сами складывались в довольную улыбку, поэтому делать вид, что ее не существует, было бы со стороны Маноли просто грубостью.

Мария была совсем другим человеком. И дело не только в том, что ей, в отличие от сестры, не хотелось выйти замуж за человека из внешнего мира – казалось, она вообще не хочет выходить замуж. Она жила в маленьком домике со своим овдовевшим отцом, на первый взгляд всем довольная, хотя Маноли был уверен, что замуж хотят выйти все без исключения девушки. Молодой человек не признался бы даже самому себе, что больше всего его привлекает в Марии именно ее безразличное отношение к матримониальным вопросам. Впрочем, времени у него было вполне достаточно, и при надлежащем терпении он должен был рано или поздно одержать победу. Чего-чего, а уверенности в себе мужчинам рода Вандулакис хватало с головой: ведь они почти всегда получали то, к чему стремились. И Маноли находился в очень выигрышном положении. Пожалуй, самым важным было то, что Фотини защищала Марию от сплетен относительно Маноли и Анны, которые уже начали ходить по деревне. Основным источником этих разговоров был брат Фотини Антонис. Со дня поцелуя у церкви, который ничего не значил для Анны и так много – для Антониса, прошло уже пять лет, но обида, что его так бессовестно обманули, по-прежнему жила в сердце молодого человека. Со временем он проникся к Анне презрением и со злобным удовольствием наблюдал за постоянными приходами к ней двоюродного брата мужа. В последнее время Александрос и Элефтерия Вандулакисы проводили больше времени в Неаполи, чем в Элунде, и приходы Маноли участились. Антонис не забывал подробно рассказывать об этом всякий раз, когда заходил поужинать в прибрежную таверну, которая стала теперь жилищем его сестры.