Александр Ольшанский - Стадия серых карликов

— Извините, но это слишком интересно!

— Да вы что, в самом-то деле! — закричал гневно Лукавый. — Вы хотите, чтобы я и путь к этому показал?! Или бесовскую рать — в дорожный стройбат имени Степки Лапшина или в армию спасения?!

Черт на палке от ужаса ойкнул, закрыл глаза и сощурился, стал похож на грецкий орех.

— Кризис — он во всем кризис, — спокойно заметил Великий Дедка. — То, что вы провозгласили — благие намерения. А они, известно всем, куда ведут. Я понимаю, что существование рая имеет смысл только при существовании ада. Но как на практике вернуть все на истинные свои места?

— Да черт вас побери, какой же вы коварный! — неистовствовал Лукавый, нервно расхаживая по крыше «Седьмого неба». — Мои черти не могут стать доброжилами, они должны оставаться чертями. Или вы намекаете на то, что и мы с вами должны поменяться местами?

— Упаси Бог!

— Так неужели вам непонятно, что если мы Злу и Добру задумали вернуть истинное значение, то самый первый шаг к этому — понимание того, что есть что и кто есть кто? Разве можно создать нечто, допустим, красивое, не понимая, что такое Красота? А Добро ваше любимое?! А Зло мое растреклятое?! И прекратите мне диктовать ваши условия, потому что я — не побежденный, и вы — не победитель. Победителей в таких ситуациях не бывает.

— Напрасно вы так разволновались, — продолжал гнуть свое Великий Дедка. — Никаких условий я вам не могу диктовать, и это вы прекрасно понимаете. Но у меня есть предложение: подписать протокол о наших намерениях.

— С какой целью?

— А чтобы показать, что даже мы, с одной стороны, нечистые, а с другой, не совсем чистые, предрассудки и традиции человеческие, нашли общее понимание и дело.

— Для личного примера, так сказать? О, я страх как люблю, когда с меня берут личный пример. Валяйте!

— Тогда приступим, — сказал Великий Дедка.

И воздух перед ними сгустился, задрожал, застыл в округе ветер и из красивейших, идеально каллиграфических, алых букв составилось:

Главный Домовой Москвы, он же Дух Неглинский и Великий Дедка Московского посада, с одной стороны, и Всемосковский Лукавый, он же Московский Сатана и Черт Неглинский, с другой стороны,

от имени всех столичных домовых и нечистых, представляя их высшие интересы, обеспокоенные великой смутой в умах и душах своей паствы, малостью истинно необходимых людям преобразований и разгулом трескучей преобразованщины, ведущей к утверждению в обществе всеобщей ненависти и мести, насилия и разрушения, которые, накапливаясь и откладываясь в сознании людей, подошли к тому пределу, что возможно возникновение цепной реакции жесточайшего антигуманизма во всем мире, а также осознающие, что моральную катастрофу легче предупредить, чем бороться с ее последствиями, которые могут оказаться необратимыми и гибельными для земной цивилизации,

удрученные безволием, бессилием и говорливостью институтов светской власти,

возмущенные ставшим обычным явлением постыдной подмены Зла Добром и Добра Злом,

осознавшие, что человечество в великих муках идет к новому миропониманию и обновленной морали,

исполненные твердой веры в Разум и Волю человека,

убежденные в том, что преодолением крупнейшего за всю историю своего существования духовного кризиса люди несомненно оправдают свое право называться homo sapiens, то есть человеком разумным, и откроют для себя путь к формированию homo florens, то есть человека прекрасного, процветающего, благородного, могущественного и доброго,

и желающие всеми доступными им средствами способствовать этой истинно гуманистической цели,

составили настоящий протокол о том, что домовые и окаянные будут всемерно помогать людям различать Добро и Зло и не допускать подмены их друг другом,

сделают все зависящее от них для возможно полного понимания людьми сущности Красоты и Безобразия, что является первым и самым важным условием торжества Гуманизма, продвижения к Истине и Идеалу,

и подписали его, оставив открытым для присоединения к нему всех, кто стремится к не противоречащим Гуманизму Идеалам.

Великий Дедка начертал под алыми строками круг, обозначающий Солнце, нарисовал внутри крест из двух обоюдоострых стрел, символизирующих единство человека и космоса, прошлого и будущего, поставил четыре точки — четыре краеугольных камня, которые древние люди, приступая к возведению жилища, приносили с четырех полей, как бы со всех концов света. Всемосковский Лукавый знал значение всех этих символов, родившихся многие тысячи лет назад, когда не было и в помине нынешних племен и народов, но он никогда их не видел в соборности и не знал, что Дух Неглинский поклоняется именно им. Это был Знак Гармонии человека с самим собой и окружающим миром, Формула Счастья человеческого, и графически это изображалось так:

Лукавый не был бы Лукавым, если бы не шлепнул свою бесовскую печать повыше и как бы впереди доброжильской. В вязком, как в жидком стекле воздухе, отпечаталось его левое копыто и даже сосульки свалявшейся шерсти. Отпечаток приобрел некий таинственный многоточечный ореол, и Лукавый, полюбовавшись своей работой, повернулся к Великому Дедке и протянул ему лапу.

Как только рука Главного Домового и лапа Главного Лукавого сомкнулись в пожатии, над Москвой загромыхало мгновенно потемневшее небо, засверкали тысячи молний, со свирепым шипением и треском вонзаясь в столицу. По стеблю Останкинской башни побежали вниз жидкие искрящиеся клубы пены. Это было молниевое молоко. Настал миг затмения ненависти и насилия, и небо низвергало такие мощные потоки воды, что каждому сознанию в столице явилась мысль о всемирном потопе. Потоки омывали Москву, очищая ее от всевозможных глупых и пакостных призывов, памятников бездуховности и варварской жестокости.

Удивленный этой поистине картиной социалистического реализма, где, как известно, желаемое выдается за действительное, ангел смерти Асраил даже на какое-то время приостановился и перестал крутить педали.

Великий Дедка и Главный Московский Лукавый медленно и мучительно истаивали в молниевом молоке — они знали, на что шли, не сомневаясь в том, что одного из них ждет по крайней мере тысячелетняя просушка, а другого — вечная каторга на самом зловещем астероиде во Вселенной. Каждый из них по-своему любил людей, и, складывая с себя власть над ними, желал им вернуться на Путь к Истине. Человеку надлежало во имя спасения самое себя перешагнуть через старые свои предрассудки, препятствующие выходу на Путь, и они решили облегчить работу его Духа, не убоявшись молниевого молока — крепчайшего коктейля из положительного и отрицательного начал.