Сергей КРАСИЛЬНИКОВ - Critical Strike

Мне кажется, это практически конец. Я не могу сказать “Ты!” всей стране, даже если буду посвящать этому каждый день с восьми утра до десяти вечера.

Я отложил дневник и присел. Тело слегка ломило, пустота по-прежнему плавала вокруг. Немного кружилась голова. Я закрыл глаза и лежал так, и где-то за стенкой плакал ребенок, и где-то пылесосили, а на кухне о чем-то сестра говорила с подружкой. Незаметно для самого себя я провалился в некую полуреальность, в полусон, в мягкую дремоту. Чувство выполненного тринадцатого января долга понемногу затуманивалось, затмевалось другими мыслями: кризис-то никуда не делся, и камлать-то я так и не пробовал, и вообще шаман из меня пока никудышный получается… Никудышненький. Я предавался этим тяжелым раздумьям, пока в прихожей вдруг не хлопнула дверь. Поправил очки, кое-как встал с дивана и направился туда.

На комоде возле зеркала сидела Маргарита.

– Твоя сестра ушла, – тихо сказала она.

– Это на нее похоже. А почему?

Марго пожала плечами. Как-то невзначай глазами указала на комнату, и я кивнул, и мы переместились туда.

– Это правда, что ты разгонял тринадцатое января?

– Так… Мелочи. – Я пожал плечами. – Поплясал немного.

– Ничего себе немного. Вы когда с Ниной только в подъезд вошли, меня вырвало, хорошо хоть в туалет добежать успела – и вырвало. Ты себя со стороны чувствуешь? Аура в клочки…

Она поставила на пол кальян, уже забитый и готовый к курению. Кальян был древний, в форме какого-то фантастического чудовища с полой стеклянной душой посередине, напомнившего мне рисунок кризиса, сделанный Ниной. Уголек не дешевой таблеткой, какими пользовалось подавляющее большинство кальянщиков Риги, а настоящий древесный уголь. Маргарита вытащила зажигалку, напоминавшую скорее автоген, и около минуты грела черный камешек, а потом комната наполнилась ароматом.

– Смотри. – Она провела рукой возле меня. Дым выхватывал очертания моего астрального тела; оно было черное, словно бы все в запекшихся ранах, в каких-то трещинах и дырах, больное, искривленное.

– Кто покусал? – спросила Маргарита.

– Это так… Сам. С астральной лестницы упал, – неловко пошутил я.

Она протянула мне трубку, я затянулся. Возможно, это был лучший из кальянов, какие мне доводилось когда-либо курить.

– Зачем ты так рвешь себя на куски?

– А зачем ты меня тогда вытащила из автобуса?

Маргарита выдохнула облако дыма.

– Ты мне понравился.

– Ну вот. А я страну эту люблю. Потому, наверное, и старался.

– Патриот, что ли? – Марго жутко забавно подняла левую бровь.

– Вроде того.

Маргарита положила трубку на диван и уселась за комп. Войди я в комнату только что, я не смог бы рассмотреть ее: она буквально слилась с окружающим. Нечто похожее я видел в фильме “Карты, деньги, два ствола”, когда наркоманка в пестрых хиппанских одеждах исчезла, устроившись на разноцветных коврах и подушках. Марго терялась черным на фоне черного: джинсы, металлистская кофта с капюшоном, сзади – черно-белые плакаты, слабый свет сквозь шторы; компьютер и стол – черные. Я хотел спросить, тотем это у нее или нет, но как-то сообразил: все же тотем. Чем же она занимается, учится или уже работает?…

– Веб-дизайн, фотошоп, – сказала она. – Вон, племена разные…

Маргарита открыла сайт one.lv – латышский социальный интернет-портал. Я подтянул кальян к компьютеру, устроился на диване, затянулся.

– Они деньги платят, чтобы дарить друг другу виртуальные цветы и оценки ставить за фотографии. Но фотографии на самом деле почти все одинаковые, и они это понимают.

– И ты их обрабатываешь за деньги?

Марго кивнула.

– Это примерно, как Дольче Габбана и прочая гламурная херь. Бабы выкладывают бешеные деньги за модные тряпки, приманивают самца побогаче и получают подарки, цветы, все такое. А тут виртуальные подарки, виртуальные цветочки дарить можно, виртуальные бонусы какие-то, ну вот они и покупают у меня виртуальные шмотки – прыщики там подтереть, атмосферу на фото нагнать, первую девку на деревне сделать из бледной очкастой дурнушки, все такое… Тебя не задевают мои комменты про очки?

– Я страшный, уродливый очкарик?

Марго засмеялась. Достала зеркальную камеру с полки, сфотографировала меня.

Скорее всего порчу наводит по фотографиям, наводит или снимает. Привороты разные. Лечит. Сейчас у нее мой снимок есть, а я даже блок никакой не поставил, руками лицо не прикрыл, трубку ко рту не поднес, как отец учил.

– Я же говорила, ты мне понравился, – сказала Марго, печатая что-то на клавиатуре. – И не буду я никаких приворотов делать.

– Ты что, мысли мои читаешь?

– Ну откуда ж мне такое уметь?

– Может, при инициации было дано, почем я знаю?

Маргарита повернулась, посмотрела на меня. Взяла трубку кальянную, затянулась.

– Нет. При инициации было совсем другое, – тихо сказала она. – А насчет тебя мне кажется, что я с полуслова все понимаю.

– Или даже без слов, – договорил я.

И мы молча сидели, сверлили друг друга глазами, и я все пытался вспомнить, когда у меня в последний раз была девушка, настоящая девушка, и поцелуи, и отношения, и чтобы по ночам не спать, и чтобы любовь сильнее смерти; Марго же думала что-то похожее мне вслед и то ли что-то спрашивала, то ли слушала эмоции на моем лице.

– Накормил ее один раз грибами на всякий случай, – задумчиво сказал наконец я. – Думал, она все поймет. Но она не поняла ничего, а только лежала на полу и смеялась… Ушла от меня. Потом я уже все время был только один.

Я посмотрел на нее: а ты как? Такая же или счастливая? Отдаешь сердце в хорошие руки или давно его за ненадобностью выбросила?…

Маргарита встала со стула и обняла, всеми своими силами обняла меня.

Боре 19 лет.

Ящику – 24.

Мне и Элли – по 22.

Александру – 20.

– Да не может быть! – воскликнул я.

– Ну Степа, а сколько, ты думаешь, этому мальчику? – засмеялась Нина. Ее позабавило мое шоковое состояние.

– Двадцать четыре. Двадцать пять. Двадцать три, может. Но никак не двадцать! Он же вождь племени! Вождь племени хорька! Ты серьезно это заявляешь?

– Попроси у него паспорт, если не веришь, – сквозь смех говорила Нина. – Шестое сентября восемьдесят восьмого года, кажется, день рождения у него. Но он милый, очень…

Александра уволили с работы как самого молодого сотрудника фирмы. Он проработал там всего полгода. Я звоню Нине за границу, и она говорит: что же здесь удивительного, ему только двадцать лет. И что я могу ответить? Да не может быть!

Уехала Нина незаметно и быстро. Последний раз я виделся с ней поздно ночью: Александр спал, а она лежала рядом и копошилась в его волосах.

– Груминг, – пояснила Нина. – Так члены стаи выражают свое расположение друг другу: ухаживают за шерстью, в волосах роются, вошек ищут, называется – груминг. Эволюционный механизм. Ну чего ты смотришь на меня как на высадку инопланетян?…