Кен Кизи - Порою блажь великая

— Ну-дык, гляньте-ка, парни! Тока гляньте! Посмотрите, кто к нам прикатил, чтобы прочитать мне новую лекцию о том, как подняться к вершинам в мире труда. Ну-дык, очень мило, а?

— Флойд, — доброжелательно роняет Дрэгер. — Ребята…

— Приятный сюрприз, мистер Дрэгер, — говорит Ивенрайт, с ухмылкой заглядывая в открытое окно, — что вы навестили нас в этот злосчастный день.

— Сюрприз? А мне-то, Флойд, думалось, меня тут ждут.

— Чтоб тебя! — Ивенрайт лупит кулаком по крыше машины. — Все так. На ужин Благодарения. Но, видите ли, мистер Дрэгер, наши планы чуточку изменились.

— Да? — говорит Дрэгер. Затем смотрит на толпу. — Авария? Кто-то в речку впилился по пьяни?

Ивенрайт оборачивается, чтобы сообщить приятелям:

— Мистер Дрэгер интересуется, ребята, не впилился ли кто в речку? — Он снова обращается к Дрэгеру и качает головой: — Не-а, мистер Дрэгер, у нас дела куда хлеще.

— Ясно… — Неторопливо, спокойно, не зная пока еще, как реагировать на тон собеседника: — Итак? Что именно стряслось?

— Стряслось? Ну-дык, ничего не стряслось , мистер Дрэгер. Пока — ничего. И, можно сказать, мы — мы с ребятами — здесь для того, чтоб и не стрясалось. Можно сказать, мы тут с ребятами утрясаем дела после того, как ваши методы провалились.

— Что значит «провалились», Флойд? — Голос по-прежнему спокойный, по-прежнему довольно дружелюбный, но… это нездоровое предчувствие вздымается из желудка, охватывает легкие и сердце, подобно ледяному пламени: — Не мог бы ты просто сказать, что происходит?

— Ну-дык, бога в душу! — В голосе Ивенрайта брезжит изумление от догадки. — Он не в курсе! Ну-дык, ребята, Джонни Б. Дрэгер вообще ни хрена не в курсах! Как вам, а? Наш вожак — и ни хрена не слышал!

— Я слышал только, что контракты составлены и без пяти минут подписаны, Флойд. Я слышал, что комитет заседал ночью и пришел к полнейшему согласию. — Губы у него совсем пересохли: огонь добрался до гортани… О дьявол! Стэмпер не мог… Но он сглатывает и невозмутимо спрашивает: — У Хэнка изменились планы?

Ивенрайт снова лупит по крыше машины, на сей раз — сердито:

— Это охеренно мягко сказано — планы изменились! Да он просто вышвырнул их на помойку — вот как он изменил свои планы!

— Весь договор целиком?

— Да, весь ебаный договор! Именно! Всю сделку, в которой мы были так уверены, — хлоп! — и кирдык! Сдается мне, на сей раз ты пальнул в молоко, Дрэгер, ё-мое… — Ивенрайт трясет головой, гнев сменяется многозначительной мрачностью, будто он только что предрек конец света. — И сейчас мы топчемся на том же месте, где были и до тебя.

Несмотря на апокалипсический драматизм в тоне Ивенрайта, Дрэгер без труда различает триумфальные нотки за траурными словами. Конечно, понимает Дрэгер, жирный болван не может не позлорадствовать, пусть мое поражение — и его поражение. Но с чего бы Стэмперу менять планы?

— Ты уверен? — спрашивает он.

Ивенрайт опускает веки, кивает:

— Наверно, ты где-то слегонца просчитался.

— Как интересно, — бормочет Дрэгер, изгоняя тревогу из голоса. Никогда не выказывай опасений — вот его неизменное правило. Запечатленное в записной книжке, в нагрудном кармане: «Поднятие тревоги при чем-либо менее значительном, нежели пожар или воздушный налет, неизбежно путает рассудок, расстраивает чувства и, в большинстве случаев, удваивает опасность». Но в чем же этот «слегонца просчет»? Он опять смотрит на Ивенрайта:

— В чем причина? Как он это мотивирует?

Лицо Ивенрайта снова комкается гневом:

— Я что — брат ублюдку? Или, может, его подружка? С чего ты взял, будто я… с чего ты взял, будто хоть кто-то на этом ебаном свете в курсе мотивов Хэнка Стэмпера? Бляха-муха! По-моему, я уж и так немало попотел, когда расследовал его действия, чтоб вдаваться еще и в мотивы!

— Но ты ведь откуда-то узнал про эти действия. Флойд. Не бутылку же с запиской он в воду швырнул?

— Да почти что так. Лес Гиббонс позвонил мне из «Коряги» и сказал, будто слышал, как заходила жена Хэнка и сообщила Ли, этому ушлому его братцу, сообщила, что Хэнк собирается нанять буксир и сделать вродь-как последний рывок.

Дрэгер смотрит на Гиббонса:

— А о причинах столь внезапного решения ты ничего не слышал?

— Ну, это… парень, похоже, знал, о чем речь, судя по тому, как хорохорился…

— Понятно. А его ты не расспросил?

— Ну, это… Да нет. Я просто позвонил Флойду и рассказал. А чего, думаете, надоть было?

Дрэгер барабанит пальцами по рулю, укоряет себя, что так глупо злится на издевательскую невинность этого кретина. Должно быть, жар.

— Хорошо. Как полагаешь, если я пойду поговорю с парнем — он объяснит, почему Стэмпер передумал? В смысле, если я его спрошу?

— Сомневаюсь, мистер Дрэгер. Потому что его нет. — Ивенрайт держит паузу, ухмыляется. — Но жена Хэнка все еще там. Может, что и вытянете из нее, с вашими-то методами…

Мужики смеются, а Дрэгер, похоже, совсем заплутал в мыслях. Он теребит оплетку руля. Одинокая утка сквозит прямо над головами собравшихся, тараща на них лиловый глаз. Из-под консервных складов орут коты. Пару секунд Дрэгер оглаживает пластик замшей перчатки, потом снова поднимает глаза:

— А почему вы не попробовали связаться с Хэнком? И спросить его самого? В смысле…

— Связаться? Связаться?! Етить-колотить, а что, по-твоему, мы тут делаем? Не слышишь, как Гиббонс глотку надрывает?

— Я имел в виду — по телефону. Вы не пытались до него дозвониться?

— Само собой, пытались.

— И? Что он ответил? В смысле…

— Что он ответил? — Ивенрайт снова потирает физиономию. — Я покажу его ответ. Хови! Эй, подай-ка бинокль! Мистеру Дрэгеру хочется взглянуть на ответ Хэнка.

Мужик у воды неторопливо оборачивается:

— Ответ?…

— Ответ! Ответ! То, что он предъявил нам, когда мы попросили его… пересмотреть решение, так сказать. Дай сюда чертовы стекляшки — и пусть мистер Дрэгер сам поглядит.

Хови извлекает бинокль из-под свитера, серого, как дождь. Инструмент холодит руки Дрэгера даже сквозь лосиную кожу. Толпа подается вперед.

— Вон там! — победоносно тычет пальцем Ивенрайт. — Вон ответ Хэнка Стэмпера!

Дрэгер смотрит, куда указывают, и кое-что замечает в тумане: кое-что привязано к длинной палке, будто наживка на леске, и болтается перед старинным нелепым домом, там, на том берегу…

— И что это значит?… — Он поднимает бинокль и прикладывается к окулярам, подкручивая пальцем резкость. Слышит, как мужики затаили дыхание. — Все равно я не… — Предмет расплывается, совсем теряется во мгле, выныривает, изворачивается — и вдруг попадает прямо в фокус, так четко, что воспаленное горло Дрэгера ошпаривает зловонным сернистым дымом. — Похоже на человеческую руку, но я все равно не… — И тут он чувствует, как семя давешнего предчувствия расцветает буйным цветом. — Я… что? — Он слышит, как его машину обволакивает липкий смех. Чертыхается и тычет биноклем в физиономию, перекошенную весельем. Судорожно поднимает стекло — однако смех доносится все равно. Ложится грудью на руль — «дворники» мелькают прямо перед глазами. — Я поговорю с этой девочкой, с его женой… Вив, кажется? В городе… И узнáю… — И он вырывается из колеи на шоссе, прочь от этого смеха.