Питер Мейл - Прованс навсегда

Но, удрав, мы бы поняли, что нам не хватает обстановки, от которой мы сбежали, недостает дней, превращающих нас в потных, утомленных, раздраженных зомби. И мы решили смириться с летним Любероном, попытаться приспособиться к обстоятельствам, к миру на каникулах, и так же, как все порядочные отпускники, посылать друзьям открытки о чудесном времени в изумительном месте. В разных волшебных местах. Вот некоторые из этих открыток.

Cherchez les nudists! Ищите нудистов! Открыт сезон для любителей природы, и число желающих вступить в ряды полиции Сен-Тропе возрастает.

Мэр городка, мсье Спада, бросил вызов многолетней традиции (именно Сен-Тропе прославил пляжную обнаженность) и во имя морали и гигиены не разрешил загорать в обнаженном виде на общественных пляжах.

— Le nudisme intégral est interdit, [216] Нудизм запрещен (фр.). — заявил мсье Спада и поручил полиции хватать отступников и искоренять нарушения. Ну, не обязательно хватать в буквальном смысле, однако изгонять и штрафовать. Размер штрафа — от семидесяти пяти франков и до полутора тысяч в случае, если нарушители учиняют беспорядки или сопротивляются. В каком месте нудист прячет полторы тысячи франков, остается интересным вопросом.

Группа воинствующих нудистов, однако, прочно обосновалась где-то в скалах за пляжем де ля Мутт. Представительница смутьянов заявила, что никакая сила не заставит их облачиться в купальные костюмы. Присоединяйтесь, ежели желаете.

Брат Фостена Джеки, жилистый человечек лет около шестидесяти, выращивает дыни в поле напротив своего дома. Поле немалое, но он работает там без помощников и только руками, без всякой техники. По весне я вижу его в согбенной позе, часов по шесть-семь машущего тяпкой, истребляющего зеленых конкурентов, грозящих его урожаю. Никакой химии он не применяет — что за радость жевать химикаты? — и мне кажется, что работа приносит ему удовольствие.

Дыни созревают, и теперь он появляется в поле в шесть утра, чтобы снять готовые для продажи. Он доставляет дыни в Менерб в мелких деревянных ящиках. Из Менерба дыни отправляются в Кавайон, затем в Авиньон, в Париж — по белу свету. Джеки смешит мысль, что люди в ресторанах платят une petite fortune [217] Одно маленькое состояние (фр.). за такую простую вещь, как дыня.

Встав пораньше, я застаю Джеки перед отъездом в Менерб. У него всегда находится пара слишком спелых дынек, чтобы выпустить их в большой мир, и он охотно уступает их мне за несколько франков.

Я направляюсь домой, солнце вылезает из-за гор и принимается поджаривать мою физиономию. Сохранившие ночную прохладу дыни приятно холодят бока. Мы завтракаем дынями, свежими и сладкими, лишь десять минут назад покинувшими место своего рождения.

Наступают дни, в которые бассейн превращается из причуды в объект первой необходимости. Температура в тени достигает пятидесяти с лишним градусов. Когда люди спрашивают у нас совета относительно дома для летнего отпуска, мы всегда выделяем это обстоятельство. Некоторые прислушиваются.

Другие наш совет игнорируют и через день-другой по прибытии звонят, сообщая об открытии, которое мы им предрекали за месяц, а то и за полгода. «О-о, как жарко! — стенают они. — Слишком жарко для тенниса, для велосипеда, для всего, всего. О-о-о, бассейн!»

Следует пауза, исполненная надежды. Кажется мне или я действительно слышу, как капли пота летним дождем тарабанят по страницам телефонного справочника.

Я обдумываю черствый, но осмысленный ответ. Возле Апта имеется общественный бассейн, если вы не боитесь общества нескольких сотен маленьких загорелых дочерна дервишей, избавившихся от школы. Просторы Средиземного моря всего в часе езды… ну, в двух, считая пробки. Не забудьте захватить полдюжины бутылок воды «Эвиан», иначе не избежать обезвоживания.

Можно также закрыть ставни, залечь в доме и дождаться освежающего вечера. Таким образом, правда, сложно загореть, но зато не рискуешь получить солнечный удар.

Такого рода жестокие, антигуманные советы еще бороздят мое сознание, а я уже слышу, как отчаяние в голосе собеседника сменяется ликованием. Конечно! Мы заскочим к вам утром, окунемся и исчезнем. Никакого беспокойства, вы даже не заметите, что мы у вас побывали!

Они прибывают к полудню с какими-то знакомыми. Плавают, загорают, потом неожиданно для себя ощущают жажду. В результате я превращаюсь в бармена, а жена готовит ланч на шестерых. Vivent les vacances! [218] Да здравствуют отпуска! (фр.)

Собаки спасаются от жары, отсыпаясь где-нибудь под навесом во дворе или в розмариновой живой изгороди. Они оживают, когда закат уже гаснет, принюхиваются к ветерку, тычутся носами друг в друга и в наши ноги, приглашают на вечернюю прогулку. Мы прихватываем фонарик и следуем за ними в лес.

Пахнет нагретой хвоей, пропекшейся землей, нас обдает сухой пряный аромат обеспокоенных зарослей трав. Множество мелких существ шныряют под ногами, шуршат листвой, ныряют в заросли дикого самшита, который здесь никто не высаживал, сам по себе растет.

Звуковой фон, сопровождающий нас, — это доносящийся перезвон cigales, [219] Цикады (фр.). лягушек, музыки из открытого окна отдаленного дома, а также звяканье посуды на террасе Фостена — там ужинают. Холмы через долину, необитаемые в течение десяти месяцев, светятся. Огни в холмах погаснут в конце августа.

Возвращаемся домой, избавляемся от башмаков. Теплые камни мощеного двора приглашают в бассейн. Ныряем в теплую воду, после омовения отдаем должное последнему за день бокалу вина. Небо ясное, видна каждая звездочка. Завтра снова накатит жара. Медленная, неумолимая — как сегодня.

Я развлекался, срезая лаванду садовыми ножницами, — медленно, неспешно, по кустику, по травиночке. Когда прибыла Анриетт с корзиной баклажанов, я без сожаления оставил свое увлекательное занятие. Анриетт глянула на лаванду, перевела взгляд на ножницы и покачала головой, дивясь глупости соседа. Неужто я не знаю, как управляться с лавандой? Где мой faucille? [220] Серп (фр.).

Она вернулась к своему авто и принесла почерневший серп, острый конец которого для безопасности защищала пробка от винной бутылки. Серп оказался на диво легким, острым — хоть брейся. Я лихо взмахнул орудием в воздухе, и на лице Анриетт появилось скептическое выражение. Она снова покачала головой, поняв, что меня придется поучить.

Анриетт подоткнула юбку и атаковала ближайший ряд лаванды, зажимая стебли в кулак одной руки и срезая их плавным движением серпа в другой. В пять минут она сжала больше, чем я за час. Выглядел процесс проще простого: нагнись, захвати, срежь — всего-то, чему тут учиться!