Андрей Рубанов - Йод

мной. В специальной чистой пепельнице зажигаю комочек ладана.

Мало думаю.

За пять последних дней я произнес от силы два десятка фраз. Разговариваю только в магазине, при покупке сигарет и алкоголя. В кафе, где я ежедневно ем свой шашлык, официантка спрашивает меня: «Как обычно?» – я молча киваю.

Я отрезал бы себе язык. Не хочу говорить. Некому, незачем. Нечего сказать. Я выколол бы себе глаза, мне не на что смотреть. Ослепил же себя царь Эдип. Я бы ампутировал ушные раковины, на манер Ван Гога, у меня нет сил слышать грохот сталкивающихся над моей головой галактик, и тележный скрип земной оси, и победный рев травы растущей, и гад морских подводный ход. И мычание золотых телят. И газированный перезвон разбивающихся людских надежд.

В сумерки я обычно сижу в кресле, на балконе, и пью вино белое.

Мне хочется прочитать хорошие, точные книги, с такими, например, названиями: «Черная тетрадь» или «Гигиена насилия». Или «Йод». Чтоб там доступно были изложены процессы расчеловечивания и вочеловечивания. Чтоб там говорилось, как выжить, не убивая других или себя, полностью или частично. Но такие книги не написаны. А Библия не помогает мне.

Черные книги о борьбе с демонами, обжившими днища душ, – они должны где-то быть. Кто-то, имеющий опыт, должен был записать свои выкладки на бумаге, предать огласке. Никакой магии, никакой алхимии, мистики, масонства – доступные практические советы для обычного человека. Для меня. Как не сойти с ума от отчаяния. Самому, без бога. У бога есть дела поважнее. Для него я просто унылый нытик. Жив, здоров. Молод, сыт. Ожесточился от неудач? Ну и хули? Со временем пройдет.

У киски боли, у собачки боли.

Вспоминаю, как блеснули ее глаза, когда она объявила мне, что я должен уйти, и отхлебываю из горла. Ее лицо выражало не отвращение, или презрение, или горе по ушедшей любви, нет. Там были раздумья, она о себе беспокоилась. Вот, решилась выгнать мужа, теперь надо прикинуть, что и как делать дальше.

Вчера впал в меланхолию и мечтал перенестись во времени, лет на триста назад, во времена, когда все было честнее и проще. Тебя оскорбили – ты достаешь нож длиною в метр и отрезаешь врагу что-нибудь.

Но кому и что отрезать, если судьба против тебя?

Не менее четырех часов я провел в районе Тверского бульвара, переползая из одного питейного заведения в другое, из дорогих мест в дешевые, из шумных и ярко освещенных в уютные и полутемные, из людных в полупустые, из молодежных в солидные. Бывший лавочник устроил мини-тур: прощался с удобной жизнью благополучного высокооплачиваемого горожанина.

Обычно на уединенные посиделки в различных кафе и барах у меня уходило до четверти всех доходов; я ведь хоть и плохой, но бизнесмен, считать умею, жизнь заста5 вила – а всякий, кто умеет считать, сразу скажет, что наиболее коварная и неконтролируемая статья расходов в крупном городе – это так называемый «карман». Чашка чая или кофе, пачка сигарет, журнальчик; там присел, тут расслабился, вроде бы деньги есть, в мелочах себя не ограничиваешь, утром меняешь крупную купюру, в обед еще одну, в конце дня уже пустой.

Теперь денег нет – где я буду зависать, переводить дух, брать паузы?

Я бы, наверное, дрейфовал по распивочным допоздна, но ближе к вечеру гуще пошла другая публика; одиноких задумчивых мудаков моего типа и сосредоточенных коммерсантов, наклоняющих – вдвоем, а то и втроем – головы к экрану ноутбука (так родители касаются лбами над кроваткой младенца), сменила развязная молодежь. В последнем по счету месте за соседний столик уселся благоухающий духами, дьявольски живописный юноша, большой, гладкий, в белых туфлях на босу ногу, пиджак в узорах на голое тело, цепочки, браслеты, – короче говоря, очень красивый; имея член достаточной длины, он бы наверняка трахал сам себя в задницу. Я посмотрел на него, он посмотрел мимо. Он был явно удолбан. Я встал, расплатился и свалил. Был девятый час вечера, меня ждали дома.

Из метро вытекала толпа, как будто все происходило не в центре столицы, а в спальном районе. Но в отличие от угрюмой, шаркающей, пивом пахнущей толпы, отработавшей законные восемь часов, эта толпа была почти праздничная. Удивленный, я замедлил ход. Шедшие навстречу улыбались и возбужденно перебрасывались фразами:

– Вот она молодец! Три раза крикнула – и готово!

– А менты? Этот, молодой, чуть в обморок не упал!

– А вы как думали, мужчина? Небось такого не видали.

– Мамаша, я дико извиняюсь. На это невозможно смотреть.

– Между прочим, у меня двое детей.

– Снимаю шляпу.

– А у меня – один, и мне хватает.

Возле самого входа в подземелье массы уплотнились. Событие сильно напоминало возвращение публики с футбольного матча, где наши выиграли, только без развевающихся флагов. Кого-то, плохо мне видного, уложенного на носилки, вдвигали в «скорую помощь», однако лица светились восторгом. Сильно пьяный дядя – ну, сильно пьяные бродят по моему городу в любое время суток – дико вращал глазами и хлопал всех по плечам.

– Ура! – заорали над моим ухом. – Ура!

Две дуры из категории «девки с жопами» истерично хохотали, закрывая ладошками свекольного цвета личики. Румяный паренек вдохновенно матерился. Кто-то, воздев руки – в каждой по бутылке, – выкрикнул, что всех угощает, но нужны стаканчики. Тут же, прямо из наэлектризованного воздуха, образовались и стаканчики.

– Вот так оно и бывает, Вася.

– Знаю, Гриша. Мне ли не знать?

– Ты ж бездетный.

– Мне недолго осталось.

– Наливай, наливай.

– Он был такой красный, сморщенный. Безобразный, ужас.

– Они все сначала безобразные. А потом красивые.

– Господа, дайте закурить.

– А я сам санитар.

– Мента, наверное, наградят.

– Один мужик снимал на мобильный телефон. 5

– Я тоже снял. Сегодня же в Интернет выложу.

Внизу, в трубе подземного перехода, гулял жестокий сквозняк. Возле стеклянных дверей прогуливалась милиция, хрипели рации, отсвечивали кокарды, но такую милицию я отродясь не видел. Смущенные морды, заломленные фуражки. У стены валялись какие-то одеяла. Пахло нашатырем.

– Ужас! Ужас!

– Это не ужас, девушка. Это жизнь.

– Я бы так не смогла.

– Надо будет, сможете.

Я поймал за рукав одного, менее других возбужденного, но не угадал – незнакомец, вроде бы спокойный, экзальтированно завибрировал, заблестел глазами и заорал:

– Родила! Пацана! Пиписка, яйца – все как положено! Сам видел! Прямо тут и родила! Муж вез в роддом и не довез! Мент роды принял! Перочинным ножом пуповину перерезал! Сам видел!

И он сделал ладонью резкое простое движение, показывая, как именно перерезали пуповину.

– Граждане, расходитесь! – зычно призвал один из милиционеров. – Концерт окончен!