Трейси Шевалье - Тигр, светло горящий

Мимо шел человек. Он был среднего роста, коренастый, с бледным широким лицом, мощными надбровьями и серыми глазами навыкате. Одет он был просто — белая рубаха, черные штаны, чулки и чуть старомодный черный плащ. Но вот его красная шапка… Таких Джем никогда не видел: острая верхушка свесилась набок, поля выгнуты, а с одной стороны прикреплена красно-бело-синяя розетка. Шапка была шерстяная, и в эту необычную мартовскую жару из-под нее по лбу стекал пот. Мужчина держал голову чуть неловко, словно шляпа была новой или драгоценной и ему нужно было ее беречь. А может, потому что знал: все глаза будут устремлены на его головной убор.

Человек свернул с дороги, открыл соседнюю калитку, прошествовал быстрым шагом по тропинке в дом и, не оглядываясь, поспешил закрыть за собой дверь. Когда он исчез, улица словно стряхнула с себя оцепенение, как собака, поднявшаяся после сна, и уличная активность возобновилась с еще большей силой.

— Видите — вот почему я немедленно должна поговорить с мистером Астлеем, — заявила мисс Пелхам Джону Фоксу. — Хватит с меня и того, что я живу по соседству с… революционером, а тут еще меня вынуждают принять бог знает кого из Дорсетшира. Нет, это уж слишком!

Тут заговорила Магги:

— Дорсетшир не то что Париж, мадам. Я уверена, что дорсетширцы даже не знают, что такое bonnet rouge, [11] Красная шапка ( фр. ). ведь правда, Джем, Мейси?

Они отрицательно покачали головами. И хотя Джем был благодарен Магги за то, что она ответила за них обоих, он жалел, что потер нос, как бы признавая свое невежество.

— Ты… ах ты, маленькая плутовка! — воскликнула мисс Пелхам, впервые обратив внимание на Магги. — Я не желаю тебя здесь видеть. Ты такая же дрянь, как и твой отец. Не смей соваться к моим квартирантам.

Отец Магги когда-то продал мисс Пелхам кружева, фламандские, по его словам, но они через несколько дней растрепались и выяснилось, что их связала одна старуха из Кеннингтона. Арендаторша очень боялась, что соседи узнают, как Дик Баттерфилд обвел ее вокруг пальца, и потому не засудила его, но если только представлялся случай, то неизменно ругала соседа.

Магги рассмеялась — ей привычно было слушать ругань в адрес отца.

— Я передам ваш привет отцу, — с ухмылкой сказала она, после чего повернулась к Джему и Мейси. — Ну, пока. Еще встретимся.

— Пока, — ответил Джем, глядя ей вслед.

Она побежала по улице и исчезла в проулке между двумя домами.

— Скажите, пожалуйста, сэр, — обратилась Мейси к Джону Фоксу, который в этот момент отправлял цирковых ребят назад в амфитеатр, — что такое bonnet rouge?

Джон Фокс помедлил.

— Это красная шапка, вроде той, что вы только что видели на вашем соседе, мисс. Они носят такие шапки в знак поддержки Французской революции.

— Ой, мы об этом слышали, правда, Джем? Они там выпустили всех из этой их Бастилии, да?

— Верно, мисс. К нам это особого отношения не имеет, но некоторые хотят показать, как они к этому относятся.

— И кто же этот наш сосед? Он что — француз?

— Нет, мисс. Это Уильям Блейк — он родился и вырос в Лондоне.

— Вы, дети, к нему не суйтесь, — вставила мисс Пелхам. — Это плохое знакомство.

— Почему? — спросила Мейси.

— Он печатает памфлеты со всякой радикальной чепухой, вот почему. Он смутьян, вот кто он такой. И я не хочу видеть в моем доме никаких bonnet rouges. Вы меня поняли?

Магги пришла к Келлавеям неделю спустя — дождалась момента, когда они, по ее разумению, должны были уже обосноваться на новом месте. Она несколько раз проходила мимо Геркулес-комплекса и все время поднимала голову, чтобы заглянуть в их окно, которое они быстро научились держать закрытым, чтобы не пускать внутрь пыль с улицы. Два раза она замечала у окна Анну Келлавей, которая стояла, сложив руки на груди и глядя вниз на улицу. Увидев Магги, она хмурилась и отступала в глубь комнаты.

На сей раз никто из окна не смотрел. Магги уже собралась было бросить туда камушек, чтобы привлечь внимание, но тут открылась дверь и из нее вышла Мейси со щеткой, тряпкой и кастрюлей в руках. Она открыла калитку и, оглянувшись, вытряхнула на улицу кастрюлю, полную деревянной стружки. Увидев Магги, девушка замерла, а потом хихикнула.

— Привет, Магги! Ничего, что я выкинула это на дорогу? Я смотрю, другие выкидывают и чего похуже.

Магги фыркнула.

— Ты можешь кидать что хочешь в канаву. Но зачем ты выкидываешь стружку? Все ее жгут.

— Ой, у нас этой стружки девать некуда. Я выкидываю бо́льшую часть того, что собираю. К тому же она сыровата и плохо горит.

— А вы не продаете излишков?

Мейси посмотрела на нее недоуменно.

— Да нет, вроде не продаем.

— Нужно продавать, обязательно. Стружка всем нужна, чтобы растапливать печь. Вполне можешь заработать пенни, а то и два. Вот что я тебе скажу: я могу продавать ее за тебя, и ты из каждого шиллинга будешь получать шесть пенсов.

Мейси смешалась еще больше, словно Магги говорила слишком быстро и ее было трудно понять.

— Ты, наверно, не умеешь продавать, а? — спросила Магги. — Это вот так нужно делать.

Она указала на продавца картофеля, который выкрикивал: «А вот хорошая картошка. Кому хорошая картошка?»

Его голос соперничал с криками другого торговца: «Задержись немножко — смотри, какая ложка!»

— Видишь? Все чего-нибудь продают.

Мейси покачала головой, и рюшики ее суконной шапочки запрыгали вокруг лица.

— Мы там, у себя дома, такими вещами не занимались.

— Вот оно что. У вас там, значит, каждый своим занимается?

— В основном. К этому нужно привыкнуть. Но мистер Астлей сводил папу и Джема на лесопилку у реки, так что они смогут начать делать стулья, какие ему нужны.

— А можно зайти посмотреть?

— Конечно, можно!

Мейси повела Магги в дом, и та старалась вести себя потише, чтобы не нарваться на мисс Пелхам. Наверху лестницы Мейси открыла одну из двух дверей и сказала:

— У нас гостья.

Они вошли в заднюю комнату, которая служила Томасу Келлавею мастерской. Томас как раз обрабатывал ножку стула в токарном станке, а стоявший рядом Джем смотрел за его работой. На Джеме была длинная белая рубашка и штаны горчичного цвета, а поверх — весь иссеченный царапинами кожаный фартук. Если обычно люди, занятые чем-то, хмурятся, то на лице Томаса гуляла едва заметная глуповатая улыбка. Когда же он наконец поднял голову, улыбка расплылась едва ли не по всему лицу, хотя Магги и показалось, что он не знает, чему улыбается. Его светло-голубые глаза смотрели в ее сторону, но взгляд, казалось, устремлялся куда-то дальше, словно его привлекло что-то в коридоре. Морщинки вокруг глаз делали выражение лица задумчивым, несмотря на улыбку.

А Джем не смотрел на Магги и казался отчасти довольным, отчасти настороженным.