Максим Кантор - Учебник рисования

— Чего ж хорошего, — сказал Кузнецов, — вор этот Маркин. Мешок соли в войну. Это знаешь чего стоило. Мало еще ему дали.

— Так ведь по «Голосу Америки» потом передача была. Освещали судебный процесс. Они признали, что верно, мол, взял Маркин мешок соли. Не сказали только, что дело в войну было. И спрашивают по радио: как это, говорят, возможно, чтобы за один мешок соли человеку дали три года колонии усиленного режима, а дети в Узбекистане убиваются на хлопковых полях?

— При чем тyт дети? — сказал Кузнецов.

— Ну, так они спросили, по радио. Вопрос такой задают. В целом.

— А хлопковые поля тут при чем?

— Почем я знаю. Передача такая была по радио. И стыдно мне стало. Они ярко все обсказали, мол, засудили человека за убеждения. И я тоже думаю: взял грех на душу. И перед академиком Сахаровым мне стыдно. Там еще момент один был. Объявили в суде перерыв на обед, есть-то хочется. Наорались, на нервах все. Ну, смотрю, академик в карман лезет, достал пачку красненьких, дает одному очкарику: сгоняй, милок. А я в карман руку сунул, а у меня трояк. Прибегает очкарик. Приносит три авоськи: там тебе и колбаска, и батоны рижские, и пивко, и минеральная. Они закусывают, ну, диссиденты то есть, а мы, партийные, так сидим. Выпили, покурили, а есть все равно хочется. Пришли, опять сидим, смотрим, как диссиденты питаются. Я и думаю, ну как так получается, что правда вся на нашей стороне, и партия коммунистическая за нас, и историческая справедливость за нас, и гэбэшник на нашей стороне, — а колбаса у них? Хотел к академику подойти, вопрос задать, но не подошел.

— А что б ты спросил?

— Ну, спросил бы, зачем он мир разрушить хочет. Теперь-то я и сам знаю, зачем. Прав был академик, прав. Ему же первому тогда Горбачев позвонил. Я читал про это, все тогда в газетах написали. Позвонил ему генеральный секретарь в ссылку и говорит: приезжай, говорит, к нам, академик Сахаров, твоя правда была. Вот так все и повернулось. И подумал я тогда, что грех на душу взял. А потом и Маркина на улице встретил. Ну, он меня, конечно, не узнал. Что ему меня помнить? Важный человек, интеллигентный. Не скажешь, что сторожем работал. Он с такой, я тебе скажу, девочкой по улице шел, не нашим лярвам чета. Вот думаю, что себе умный человек позволить может. Всей своей жизнью заслужил. Такая девочка, может, и двести баксов в час стоит. А может, я тебе скажу, и все триста. И попросил я у него тогда мысленно прощения.

— А мешок соли как же?

— Так что соль? Тут один Левкоев столько хапнул, что если в мешках соли мерить — умом подвинешься.

— Это верно.

Вскоре рабочая смена Кузнецова кончилась. Наступило утро — пора было на вокзал. Следующий день ознаменовался следующей беседой с девушкой Анжеликой.

— Я чего думаю, — сказала Анжелика, которая действительно думала о Кузнецове, и с присущей ей проницательностью определила, что тот в ней заинтересован. Она прикидывала различные варианты, и один вариант понравился ей более других, — ты вот жениться на мне хочешь. Правильно догадалась?

— Нет, не хочу.

— А звал вчера. Что ж я, не помню, по-твоему?

— Нет, — сказал Кузнецов, — я не звал.

— А куклу зачем дочке дарил?

— Так просто.

— Вот понадеется девушка, ага. На тебя понадеется одна такая. А вы все одинаковые. Только о себе думаете. Так уж мужики устроены, ага. Ну, ничего, я привычная. Я вот чего решила, слушай. Ты меня отсюда все равно забирай, и свою фирму откроем. Ты меня охранять станешь. Я тебе заработаю, не сомневайся. Меня мужчины любят. Еще вот Лариску с собой сговорю. Она молдаванка, от нее вообще мужчины с ума сходят. Она как попку отклячит, у мужчин слюни текут. Только она без паспорта. Ну как, хорошо придумала?

— Нет, — сказал Кузнецов, — плохо. Я месяц здесь доработаю — и уйду. Дай только деньги с них получить.

— Ты не сомневайся. Это бизнес хороший. Если делиться по-честному — такие бабки будем делать. Вон еще еврея-гинеколога сговорим. Он нам с Лариской двойные спирали поставит. Время такое, что вместе надо держаться. У нас своя команда будет. Ага.

— Глупости не говори.

— Как это глупости? Устраиваться надо. А то еще можно бутик открыть. Ага.

— Какой еще бутик?

— Вот денег подзаработаю и бутик открою, буду модные вещи продавать. Ты ко мне в охрану пойдешь. Или галерею художественную открою — картинами торговать стану. Современное искусство. Тоже дело хорошее.

— Учиться надо, — сказал Кузнецов, — разбираться в этой байде.

— Зачем учиться? В искусстве, я считаю, надо так: нравится — или не нравится. Ага. А чтобы слова говорить — профессора наймем. Нам гинеколог, может, кого посоветует, кто в искусстве рассекает. А я буду руководить. Здесь девочка одна, Беллочка, она за фирмача вышла и теперь свою галерею имеет, так и называется — «Белла».

— И что?

— Как что? Муж у ней алюминием заведует. Ага. А Беллочка искусство двигает современное. И я так хочу. Я даже придумала как свою галерею назвать. «Анжелика». Хорошее название придумала?

— Нормальное.

— А то я современное искусство люблю очень. Иногда посмотришь — и прямо нравится. Ну вот просто нравится — и все.

Кузнецов вышел в холл и стал наблюдать, как Валера Пияшев набирает разные телефонные номера и так говорит в телефонную трубку:

— Господин Труффальдино (или Иванов, Петров, Сидоров)? У нашего салона для вас есть хорошая новость. Приятный сюрприз. В рамках рекламной акции «Весна идет — весне дорогу» мы приглашаем сегодня наших основных клиентов на праздник весны. Девушки нашего салона обслужат вас сегодня бесплатно.

Поговорив таким образом раз тридцать, сделав отметки в приходно-расходной книжице, Валера Пияшев подмигнул Кузнецову и сказал человеку в соседней комнате:

— На халяву-то все придут, это как закон. Глядишь, расшевелим дело-то.

— Ты их приманивай, Валера, приманивай, — сказал человек из соседней комнаты и вышел на свет, — это главный закон маркетинга, — Кузнецов опознал в говорившем вокзального сток-брокера Сникерса.

Кузнецов сказал ему:

— Сникерс, ты ж у нас этот, как его, сток-брокер? Какого ж хрена ты тут околачиваешься? Получку на девок тратишь? Смотри, Верке твоей расскажу, она тебе яйца оторвет, котяра.

Сникерс не выказал удивления, узнав в охраннике Кузнецова, но, напротив, похвалил. Он заметил, что рад тому обстоятельству, что Кузнецов «наконец оторвал задницу от стула» и стал работать. Сникерс пояснил, что его супруга Вера, безусловно, в курсе его визитов в массажный салон и всецело эти рабочие визиты одобряет. И как не одобрить мужа, который старается везде успеть. Одной работы на вокзале, безусловно, мало. Сегодня, если не работать на трех-четырех работах одновременно, то ничего в жизни не добьешься.