Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

Самое трудное оказалось, как и следовало ожидать — преодоление лестницы. Что вверх, что вниз. Это же додуматься надо было — снять квартиру так высоко! С такой-то старухой! Но с остановками, с причитаниями, и спуски и подъемы благополучно преодолеваются. Фаня каждый раз в недоумении: что это за лестница, а куда мы идем? «Фаня, мы пойдем вон в ту аллею, как вчера, там тенечек, сядем на скамейку, вы отдохнете». Фаня упирается — нет, пойдем навестим родственников — следуют какие-то имена. Она не понимает, что живет уже не в России, при слове «Израиль» задумывается. Но ненадолго. У нее потребность — говорить и говорить без остановки. Всё сваливается в беспорядочную кучу: детство, умерший муж, родители, тоже давно умершие, но она говорит о них, как о живых, вредные дочь и зять, какие-то странные события и даже убийства — «Катя убила Пашу, а он такой хороший был мужчина, пел и танцевал в телевизоре». На другой день Паша оказывается вполне живой и находится где-то неподалеку, под Ленинградом живет. Надо его навестить — Фаня кокетливо улыбается: такой хороший мужчина!

Скоро хороший мужчина забыт, потоком идут жалобы на дочь и на зятя (вчера зятя хвалила). «Они мне кушать не дают, а сами едят», — сообщает она и начинает хныкать. Но тут же прекращает, тянется к бутылочке с водой и поясняет: после селедки пить хочется.

Однажды Фаня заявляет, что Рая всего на два-три месяца старше

ее.

— Как же так? — изумляется Ирина. — Она же ваша дочь!

— Какая дочь?.. Не дочь она мне.

Ирина умолкает и больше не вникает в ее бред. Дочь-не дочь, вчера был зять-не зять, завтра будет внучка-не внучка. Пусть говорит, что хочет, лишь бы слушалась и шла домой через час. Ага, так и послушалась. В один день что-то нашло на Фаню, она заглядывала во все белые машины — искала какую-то Иду, такая хорошая женщина, она всегда спрашивает: — «Фанечка, как ваше здоровье?» Фаня наотрез отказалась зайти в подъезд — вон стоит машина, там Ида сидит, я хочу поздороваться. Хорошо, что Рая была дома, Ирина крикнула снизу, она спустилась и, крепкими толчками подталкивая Фаню в спину, впихнула ее в подъезд. Уж как там Рая утихомиривала Фаню (а по намекам Раи, Фаня здорово безобразничает), Ирине было неведомо. На улице Фаня обычно спокойная, только чтобы вести ее в нужном направлении, приходится прикладывать к ее локтю некоторое усилие. Но это ведь не труд — погулять час со старушкой. «Тебе еще за это и деньги платят!» — пошутил муж. И сглазил.

На следующий день только посидели на скамейке десять минут, и Ирина хотела поднять Фаню и прогулять ее по аллее, как она застонала, заохала и схватилась за живот. «Болит, болит!» — запричитала Фаня. «Пойдемте скорее домой, в туалет!» — испугалась Ирина. «Нет, я не успею!» Ирина беспомощно огляделась. За скамейкой росли кусты, отнюдь не густо. Но выхода не было. Ирина подтолкнула Фаню к кустам и встала спиной к ней. Какое амбре донеслось до нее! И в каком виде Фаня оттуда вылезла! Ирина вылила ей на руки всю воду из бутылочки и поволокла Фаню домой, а она еще упиралась! — зачем домой? «Мыться!» — прикрикнула Ирина, морщась и бросая взгляд на Фанину юбку и тапочки.

Ирина вымыла Фаню под душем, переодела ее, постирала одежду и тапочки. А что было делать — не оставлять же Фаню в таком виде! А Фаня вся тряслась — Рая заругает! И рвалась сама стирать. Ирина, как могла, ее успокоила, написала короткую, но с понятными намеками записку Рае и ушла. И всю дорогу смеялась над собой — подумаешь, час погулять со старушкой, и всё! Горшки ведь выносить не придется!

Но больше, к счастью, с Фаней ничего подобного не случалось. Она только иногда оглядывалась на те кусты и говорила, что там есть туалет, а в квартире нет.

Как-то сосед Сёма, пробегая мимо Ирины по улице, спросил:

— Ну, как гуляется со старушкой?

— Да нормально. Только… старушка немного не в себе.

А ты что, встречала в таком возрасте других? Я что-то не встречал!

Сёма засмеялся и побежал дальше. Знал ведь, но даже не заикнулся.

Но как Фаня всегда встречала Ирину! Брала за руку, целовала в щеку, говорила: — «Вы такая красивая куколка!». «Старая куколка», — поправляла Ирина, а Фаня возражала: «Да вы еще девочка!», — и они смеялись.

Прощаясь, Фаня никак не отходила от двери, и Ирина настойчиво ее отпихивала, чтобы закрыть дверь на ключ — обычно дома никого не было.

Каждый день Фаня спрашивала: «Как вас зовут?» Каждый день предлагала перейти на «ты». Вчерашнее у нее исчезало из памяти бесследно. Разговор начинался почти всегда одинаково: «Я так рада, что вы пришли, напомните мне ваше имя, я вчера стучалась к вам, дорогая, но никто не открыл».

Ирина терпеливо (в который раз!) объясняла, что живет она далеко, Фаня недоверчиво слушала и через пять минут снова рассказывала, как она «стучалась». А ведь ее из дому одну не выпускали, и даже к соседям она стучать никак не могла.

Когда Ирине надоедало выслушивать всякую ахинею, она сама начинала Фаню спрашивать, чтобы отвлечь старуху на что-то реальное.

— Кем я работала? — Фаня задумывается, мнется и заявляет, что хочет пить.

Потом вдруг вдохновляется: — Когда мы приехали сюда. ну, сюда. мой муж умер.

— Но… ваш муж умер еще там, в России (Ирине известно от Раи, что это случилось давно).

— Ну что вы такое говорите? — Фаня сердится. — Он умер здесь. А вы, Ирочка, знаете, сколько мне лет?

Тут уже мнется Ирина.

— Мне пятьдесят шесть… или пятьдесят семь… точно не помню, — говорит Фаня.

Фаня кокетка. Она часто поправляет свою панамку и сетует, что Райка опять дала ей старое платье. Притом, что на скамейку садилась очень осторожно — «платье новое, не испачкать бы». Фаня провожает взглядами всех проходящих по «нашей» аллее мужчин и обсуждает их: красивый, высокий, или — почему он такой черный? Но мужчины проходят редко, только пробегают школьники с объемистыми ранцами за спиной. Дети ее мало интересуют, как, кажется, и собственная внучка. «Лийка, дрянь, меня плохо подстригла!», — заявила как-то она и больше о внучке не вспоминала. Дочь и зятя называла только Райка и Левка.

Лева как-то был дома, когда они вернулись с гуляния, и спросил:

— Как вы ее выдерживаете?

— Да я ведь только один час, — засмеялась Ирина.

— А я уже только пять минут могу, не больше! — Лева тоже засмеялся. — Она с вечера выспится, а ночью бродит по квартире и палкой стучит. Я уж прячу эту палку, так ведь скандал!

Ирина мягко сказала Фане: — Вы вечером не спите, а то ночью сна не будет.

— Когда хочу, тогда и сплю! — заявила Фаня и отвернулась в сторону, даже слегка отодвинулась на скамейке.

Разум покидает голову по частям и уже не возвращается, думала Ирина, наблюдая за Фаней. Конечно, она своих домашних злит и ужасно раздражает. Всё это понятно. И дом престарелых маячит на горизонте — Рая уже об этом заговаривает. Вот пособия Фаниного они лишатся (о котором старуха понятия не имеет) и, наверное, это их пока удерживает. Лично она подобную Фаню выдержала бы. Даже за один час Ирина, бывает, раздражается — молча, конечно. Но Фаня сразу улавливает и спрашивает: — Вы сердитесь?