Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

Я поднял глаза от газеты, в которой почерпнул ценную информацию о количестве умерших от этой заразы, и встретился с взглядом моего младшего брата. Он сидел в кресле и держал на коленях очередной толстый справочник. Брат опустил глаза и продолжил свое увлекательное чтение.

Леня всегда удивлял меня. Буквально с первых дней появления на свет. Не орал благим матом, не капризничал, стойко сносил все гигиенические процедуры и прочие издевательства, на которые так падки родители — есть строго по часам, спать по часам, купать каждый вечер. А может, ему не хочется купаться, а хочется попить, поесть, или просто подрыгать конечностями. Мама рассказывала, что я возражал против всего, что со мной делали, и поднимал такой вопеж, что соседи в стенку стучали. Ну и правильно делал — нечего измываться, загляните ребенку в глаза, и сразу поймете, что ему нужно. И я часто заглядывал маленькому Лене в глаза, а он всегда смотрел на меня с таким серьезныи интересом, и впервые улыбнулся он мне, а не маме, или папе, в этом я мог поклясться. Леня рос, и серьезности у него не поубавилось, такой весь пунктуальный, рассудительный, усидчивый. Бегай, гоняй мяч, радуйся, пользуйся детством на всю катушку, хулигань, в конце концов — так нет же, смотрит тебе в душу своими узкими серыми (папиными) глазами поверх толстой книги и просвечивает тебя. Не мальчишка, а одно рентгеновское излучение. Если раньше меня это только удивляло, то теперь стало раздражать.

Ну да, я виноват и перед ним. Перед ними обоими. Оставлю их одних. А может быть, им не так уж плохо будет. Вон как дружно — уселись на диванчик и что-то обсуждают, то ли вечную тараканью проблему решают, то ли косточки новой Ленькиной учительницы математики просвечивают — математику Леня не выносит, так что вряд ли вынесет и учительницу. Они и забыли, что я здесь сижу, а я ведь еще здесь … Конечно, от меня одно беспокойство, особенно сейчас. Мама каждое утро чуть ли не с градусником готова подступить, я все жду, что язык заставит показывать, и обязательный вопрос: «Как твое самочувствие? У тебя под глазами круги». Ну что я скажу? Что тут болит, и вот здесь колет, что по ночам весь в поту просыпаюсь, всё снится, что меня похоронили, и я «там» лежу — абсолютно живой…

Убеждаю маму, что здоров, и температуры нет — я ведь «лечусь». И так мне жалко ее. Не слушался, безобразничал, прогуливал в школе уроки, врал — по мелочам, конечно, воровал деньги из сумочки — тоже по мелочи, но ведь воровал. Такое маленькое дрянцо я был в детстве, потом, конечно, переменился, но ведь нервы ей потрепал. А теперь еще подарочек ей преподнес, самый последний. Так что. так что. Как в одной пьесе сказано: «Он еще не ушел? Так пусть уходит.»

Что-то мама про Свету ничего не спрашивает. Догадывается, что я что-нибудь совру. Пойду-ка погуляю, на «лечение» пора.

Леня подошел ко мне и сказал, глядя на меня рентгеновскими глазами:

— Я думаю, что у тебя нет никакого СПИДа. У тебя — синдром СПИДа.

— Как это?.. Синдром синдрома? Ты хоть знаешь, как это расшифровывается?

— Знаю, — кивнул он. — Синдром приобретенного иммунодефицита.

— Так ты думаешь… Но ведь у меня это нашли?

— Ты сколько раз сдавал анализ крови?

— Сколько раз?… — я тянул с ответом. Потому что, когда меня попросили сдать еще раз, я отказался… Заявил, что я лечусь теперь в другом месте. И как раз тогда перестал ходить на процедуры. От их таблеток и уколов я чувствовал себя ужасно и готов был умереть немедленно.

— Гоша, пойди сдай анализ, — сказал безапелляционно мой младший брат.

— Я пошел. Уже знакомая молоденькая бледненькая (может, и у нее СПИД?) медсестричка посмотрела на меня с любопытством (не возник ли у нее интерес ко мне на фоне общего несчастья?), переспросила фамилию и сказала, чтобы я зашел к врачу в пятый кабинет. «Пожалуйста», — сказал я и подмигнул ей. Тонкие бровки поползли вверх, а узкий рот неуверенно улыбнулся. Точно, я покорил ее маленькое бледненькое сердце.

— А, вот вы-то мне и нужны, Григорий Колесник! — Радостно заявил доктор — маленький и шарообразный, круглые, сильно увеличенные линзами, черные глазки вращались блестящими бусинами над подрагивающими мясистыми щеками, вылитый персонаж из мультиков. — У вас нет никакого СПИДа! Ошибочка получилась, изюминка вот такая, в вашу пользу!

— Как?! — опешил я.

— Вот так, яблочко наливное, бывает! Ваш однофамилец и, — он хихикнул, — одноименец, то есть, круглый тезка — болен, и при том, — тут доктор поскучнел, — весьма серьезно… но не вы, апельсинчик, не вы!

Он подошел и радостно хлопнул меня по плечу. Рука у него оказалась тяжелой, и я слегка отстранился, а то еще припечатает.

— Ну-ну, какой пугливый! Радоваться надо, персик мой золотой! Ну, перепутали бумажечки с анализами, с кем не бывает!

— А что же вы… — я сглотнул слюну, — а что же вы не сообщили?

— Ну, во-первых, вы исчезли куда-то. А во-вторых, адрес надо правильно называть! Ай-яй-яй, лимончик ты мой кислый, соврал, значит.

Да, соврал. Но телефон сказал правильно. В голове такая каша была, и автоматически выдал все цифры.

— Медсестра тебе звонила, да бестолку, — он укоризненно смотрел на меня сквозь толстые линзы черными бусинами, — какой-то мальчик ответил ей, что вы переехали, и он не знает, куда. Хорошо, что на тот свет со страху не переехал, арбуз ты мой недозрелый! — загоготал он. — Ну идите, идите, радуйтесь жизни! Фруктов, фруктов побольше ешьте, и никакого СПИДа не будет!

Я пошел радоваться. Влюбленный навсегда в доктора и бледненькую медсестричку, я поцеловал ее прямо в губы — она чуть не рухнула от счастья на пол, а я как молодой козел, взбрыкивая всеми конечностями, поскакал домой.

Дома Леня мне всё объяснил.

— Вот есть такая вещь — «плацебо» называется. Безобидные таблетки, содовые, или другие. их дают человеку, а он верит, что это сильное лекарство, и выздоравливает. А у тебя получилось наоборот — СПИДа у тебя не было, но ты поверил, и поэтому стал плохо себя чувствовать. Так и умереть мог!

Я молча смотрел на него. Наверное, я действительно мог умереть, если бы не мой младший брат.

В доме наступил праздник. Мама купила большой торт и, разливая всем чай, от волнения уронила чашку с розовыми маргаритками. Леня собрал осколки и выбросил в мусорное ведро. Подумал, сдвинув светлые брови, достал из шкафчика весь розовый комплект, прихватил со стола блюдечко, и тоже отправил в ведро. Я с интересом смотрел в окно, а мама внимательно разрезала торт.

После чаю я взял телефонный аппарат, о котором думал уже три часа, и понес его в нашу «джентльменскую», как я называл, комнату. Сел на свою кровать, поставил аппарат на тумбочку и стал разглядывать его, словно давно не видел столь удивительного человеческого изобретения. Запинаясь на цифрах (как будто я их не помню наизусть!), набрал Светкин номер. Ну, конечно, трубку схватила ее мамаша.