Андрей Битов - Преподаватель симметрии. Роман-эхо

«Господи! После смерти не будет памяти о Тебе…» — хорошая строчка.

Только я не согласен. Как раз только память о Боге и остается.

То есть одновременность всего есть всегда.

Господи! когда я запутался в этих серых волокнах?

…Еще ребенком. Нехотя гонял взад и вперед фугу на скрипке, воображал ее как тошнотворную бесконечность, и струна лопнула. Радостно завилась в локон от обретенной свободы. Ушел и я гулять, чтобы от отца не попало.

Когда я гуляю, то я уж совсем ни о чем не думаю. Главное, что я могу так совсем ни о чем не думать часами. Удивлюсь однажды, что проголодался, или замерз, или дождь пошел… и тогда только и подумаю в первый раз: что же я все это время делал? думал или делал? Ну люблю вывески читать: своеобразная инвентаризация мира!

На школе написано: школа, на больнице: больница, на магазине: магазин. Будто и так неясно. На дереве же не написано: дерево. Как и на облаке.

Бродя ночами, я их много наворовал, вывесок: что-то вроде коллекции. Есть даже вывеска полицейского участка.

Когда я попробовал ухаживать за беленькой (той, что с карими глазами), то очень ее взревновал к одному чемпиону по регби, заподозрил в измене, но доказать ничего не мог. Косвенность и бессвязность улик только казались неоспоримыми и тут же рассыпались от попытки хоть что-нибудь доказать.

Бессонными ревнивыми ночами я раскладывал свою коллекцию на полу, как пасьянс. Вдруг складывался план города. К нему приложима была карта звездного неба. Следующим слоем раскидывались карты уже игральные, но я не мог вспомнить их гадальных значений… Пришлось прибегать к таро: там хоть подписано, что значит: дурак, висельник, императрица…

Что еще?

Расположил все элементы по атомным весам, все перемешал. Вдруг сложилось: получилась таблица элементов — очень стройно. Вина изменницы оказалась неоспоримо доказанной: таблицу эту изобрели еще до меня — один не то русский, не то австрияк, — не то Мендель, не то Менделеев. Всегда их путаю — что-то тут не то с горохом. Вес какого семени равен карату? Бриллианты, кажется, ими измеряются… Значит, семя так и называется «карат»…

Лишь один раз сумел Тишкин вскинуть глаза на аудиторию, чтобы отметить бессмысленные, как две солдатские пуговицы, глаза Тошки и томный взгляд Мани, расстегнувшей пуговичку на блузке и обмахивавшейся его рукописью, как веером.

Когда он закончил чтение, Тошка мирно спал, а Мани уже не было.

Это был именно тот вечер, когда она отчалила на пароме в сторону железнодорожной станции в сопровождении заезжего барина, не то купца, не то певца.

Гадая, куда она могла податься, Тишкин решил рвануть на запад, а верного Тошку отправить на восток, дабы, если и не изловит Маню, то попробует подзаработать на приисках, чтобы мочь продолжать работу над полетом до Луны.

Про приключения Тишкина в столицах Антону не было ничего известно, сам он никакую Маню и не думал ловить, а на прииски подался. Длинного рубля [24] Длинный рубль — special Russian money. Поскольку Антон по-английски одинаково пишет три слова: Маня, мания и деньги, — то, даже с помощью славистов, я не справился в их разделении (Примечательное примечание самого автора! — А.Б.). он там не обрел, зато познакомился еще с одним гением, бурятом по национальности, служившим в конторе счетоводом: тот как раз открыл интегральное исчисление и выделил Антону денег для поездки во Владивосток, чтобы предъявить рукопись в Дальневосточное отделение Академии наук. Но такого отделения, как и Мани, во Владивостоке он не нашел, зато учитель математики, оказавшийся в местной пивной, разъяснил Антону, что таковое исчисление было открыто еще в семнадцатом веке все тем же Ньютоном и ни для кого новостью стать не может. Тут-то и подвернулся лейтенант Брюс, подыскивавший человека, знающего толк в лошадках.

Потом Антарктида: случилось то, что случилось, включая наши встречи в пабе… Антон стал возвращаться на родину с тем, чтобы по дороге замочить (утопить, что ли?) чухонца Амундсена, отомстив ему таким образом за отнятое у Скотта первенство, [25] Следует все-таки пояснить: тут как раз есть сюжет, в самом что ни на есть западном смысле. Руаль Амудсен (1872–1928) на борту своего «Фрама», снаряженного для достижения Северного полюса, вдруг «by a dramatic surprise» (странная стилистика для Britannica, содержащая слишком много оттенков для перевода, вплоть до «ради драматургической внезапности» или «для эффективной атаки») развернул экспедицию к полюсу Южному (1910–1912) и умудрился достичь его первым. Капитан Роберт Фолкон Скотт (1868–1912) с четырьмя товарищами достиг Южного полюса 18 января 1912 года, чтобы увидеть, что его опередил Амудсен; на обратном пути они погибли (Прим. пер.). но тут началась Первая мировая и Антона призвали в действующую армию, где он хоть и не погиб, зато попал в первую и единственную газовую атаку, [26] По свидетельству русского писателя М. М. Зощенко (1895–1958), попавшего под ту же атаку, она имела место…Это уже русский сюжет (Прим. пер.). а тут и революция в России и Гражданская война, в которой он примкнул к Красной армии; мыкался по фронтам, попал в Мурманск, где и «охотился на Американа» (выходит, если и не интервенция, то некий десант на севере России имел место). После чего вернулся в свои Фазерс, где собрал из швейной и еще какой-то машины велосипед и подался в местные почтальоны. Тут зашла речь об организации колхоза, и он первый поддержал эту идею. Я понадеялся на его принадлежность почтовому ведомству и радостно написал ему, но ответа так и не получил.

Лишь лет через десять получил я свое письмо обратно, будто оно всплыло из времени, как память… Оно было вскрыто и будто еще и провалялось в луже. Но страницы мои, слегка поплывшие, были все на месте: между ними застряла красивая бабочка, даже в лучшей сохранности, чем письмо. Поперек первой страницы, наискось, жирно и крупно было нечто начертано красным карандашом как резолюция. Тот же друг-славист помог мне ее разобрать:

СВЯЗЬ С ЗАГРАНИЦЕЙ ТЧК ПОГИБ САМ ТЧК ОТ УДАРА МОЛНИЕЙ ТЧК [27] ТЧК оказалось не Тобольское ЧК, а точка , о которой так занятно рассуждал Антон: в конце предложения должна стоять ТЧК. Не иначе, как черновик телеграммы, направленной, возможно, в пресловутое ЧК ( Домысел переводчика. — А.Б.)

( подпись нрзб )

Killed by lightning …

Нет, у русских не может быть сюжета! У них всё ещё судьба…

Шел 1932 год. Всё-всё ещё только начиналось.

Помню, на вопрос, что будет с Россией, Антон всегда пожимал плечами. «К выбору из двух, — изрек он однажды, — русский человек не приспособлен: всегда выберет, что побольше, а не что получше. Поэтому ему проще с единовластием. Но оно у нас обветшало. Значит, будет раздвоение единовластия … Недаром же двуглавый орел распластан и смотрит в противоположные стороны?» Что-то он имел в виду.