Михаил Идов - Кофемолка

Надеяться на их постоянство не стоило. Из дюжин зевак только три или четыре человека решились на повторный визит. Из этих всего один, мрачный старый техасец, довел дело до нормальных вопросов о посещаемости и счетах за электричество. В свой второй приход он уже изучал архитектурные чертежи и лазал по залу на карачках с рулеткой. Намечалась сделка; я был не на шутку растерян, как уличный хулиган, чей свист заставил блондинку в мини-юбке обернуться и дать ему свой телефонный номер. В глубине души я вообще не мог поверить, что кто-то способен купить это заведение, столь густой в нем стоял смрад фиаско. На третьем свидании техасец попросил поговорить с хозяином помещения. Я дал ему телефон Ави. Он поблагодарил меня и бесследно исчез.

После недельного молчания я набрался смелости зайти в «Самоцвет» и спросить, что стряслось. К моему удивлению, Сосна встретил меня как старого приятеля, невзирая на неоплаченную аренду. Может, «Таймс» была права. Может, я составил об этом человеке неверное представление.

— Шарф! — воскликнул Ави, жестом предлагая мне сесть. — Вот с кем мне как раз нужно поболтать. Прошу прощения насчет твоего покупателя. Я ему сказал и только потом вспомнил, что тебе стоило сказать еще раньше.

— Сказал что?

Ави пропустил сквозь поджатые куриной гузкой губы долгий выдох, окончив его подобием свистка.

— Что я сношу номера от 154 до 162.

— Что значит «сношу номера»?

— Ну, пятиэтажки. На Фуллертон-стрит. Пять штук. Под номерами от 154 до 162. Я их весной снесу.

— Снесете куда?

— Куда?! На свалку истории, куда. Так что придется попросить вас съехать.

— Но мы вложили шестьдесят тысяч в ремонт. У нас стенки обшиты дубом.

— Прекрасно. Отковыряйте ваш дуб и забирайте с собой. Ничем не могу помочь, — Ави пожал плечами. — Слушай, вы уже и так условия контракта десять раз нарушили. Так что если понадобится вас силой выкинуть, то это довольно легко делается. Но я тебе вот что скажу, — теперь он сочувственно заулыбался. — Я же знаю, у вас дело не заладилось. Так что давай по-хорошему. Ноябрь я вам прощу и просто заберу что осталось от вашего задатка. Лады?

— Ага?.. — я потерял все способности к исчислению и вообще восприятию чисел.

— Вот и отлично. До вторника съедете?

— Простите, просто любопытно, — сказал я, — а что вы построите на месте этих пятиэтажек?

— То да се, — откликнулся Ави, вставая со стула. — Пятое, десятое. Но в основном кондоминиумы. Девять этажей, ничего особенного.

Я с отвращением припомнил мои былые мысли о манипуляциях недвижимостью как акте художественного самовыражения.

— Архитектор известный?

— Еще чего не хватало, — сказал Сосна. — Я строю СПП.

— Что?

— «Согласно предписанным параметрам». Так гораздо проще. Грубо говоря, я заранее соглашаюсь на оптимальное, как кажется властям, количество этажей, размер окон, внешний вид, материалы… В этом городе можно либо построить коробку СПП, либо нанять лучшего архитектора, десять лет обивать пороги, и разрешение все равно не дадут. Так что будет коробка.

— Разве вы не боитесь, — сказал я неосторожно, — что коробка не будет гармонировать с духом района? Я думал, вам все нравится как есть. По крайней мере, в «Тайме» так написано.

Вопрос, кажется, задел Ави за живое. Он уселся обратно, запустил два пальца за перекрахмаленный воротник и, морщась, подергал его туда-сюда. Когда он заговорил опять, Сосна цедил каждое слово с нечеловеческим спокойствием; мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле он разъярен.

— Гармонировать? — переспросил он. — Гармонировать ? Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Людей, которые думали, что негры, приезжавшие ко мне за трениками, угробят весь квартал.

— Как это?! — опешил я.

— А легко. Я знаю ребят вроде тебя. Вы мне уже двадцать лет на нервы действуете. Вам кажется, что любые перемены — к худшему.

— Ничего подобного, Ави. Все, что я говорю, — это что у нашего района есть свой… характер.

— Вот! — сказал Ави. — Вот это и есть полный бред. У районов не бывает характера. У них есть дома с рентабельными первыми этажами. Характер бывает только у людей. И представь себе, люди ездят с места на место и возят свой характер с собой.

Я нащупал слабину в этом аргументе и перешел в наступление.

— А когда людей вытесняют с места?

— И что? Почему, думаешь, у этого района такой «характер» сегодня? Потому что сто лет назад кучу евреев вытеснили из Европы.

— Вы, полагаю, шутите.

— Шучу? Может, рассказать тебе, как мы эти улицы отвоевывали? Шуточки! — Ави сорвался на крик. — Рассказать, как наши ребята гоняли латиносов с этого квартала бейсбольными битами, пока район не посветлел и белые люди не начали ездить сюда за покупками? Или тебе это неприятно слушать? Шучу я, он полагает! А как вы, русские, отбили себе Брайтон-Бич в семидесятых, знаешь? Иди спроси какого-нибудь старого негра в Кони-Айленд, как там все было. Эх, — Ави скорчил кислую гримасу и потряс головой, — умный вроде парень, а не знаешь ни черта.

— Это правда, — сказал я. — Это правда. Впрочем, погодите. Когда вам стало известно, что… неужели до того, как мы… ну… мы же, получается, последние арендаторы, которых вы в эти дома пустили.

Впервые за все время, что я его знал, Ави заметно потупился. Это было не выражение лица, а скорее поза: плечи чуть просели, голова опустилась на дюйм-другой.

— И что с того, — пробормотал он.

— Мы же подписали контракт на десять лет.

— Я достаточно в своей жизни повидал заведений, — сказал Сосна, распрямляя позвоночник. — Ваше смотрелось как однолетка. Все? Доволен?

— Какая еще однолетка?

— Однолетняя. Бизнес на один год. Я прикинул: лето вас доконает, вымететесь до зимних праздников. Так и случилось!

Что-то в голосе Сосны было не то. Он перебарщивал с цинизмом. Ави играл Ави, что есть силы затаптывая давешний проблеск раскаяния.

— Что же вы тогда нас к своему двоюродному брату водили? — надавил я. — Все ваши бесплатные советы? Знакомство с Ореном?

Сосна поскреб подбородок, кашлянул и снова поднялся со стула.

— Не знаю. Может, хотел, чтобы у вас все получилось. Не знаю! Иди к черту, Шарф. Катись отсюда, пока я насчет ноября не передумал.

Я покатился. Я брел обратно к бездыханному «Кольшицкому», и каждая витрина, мимо которой я проходил — опрятный коктейль-бар, магазинчик дорогой оптики, гитарный бутик, хозяин которого паял свои собственные педали, — казалась мне обреченной. Впервые за долгие месяцы я видел, что именно мы все из себя представляли: одноразовый реквизит для переходного периода. От нас требовалось открыться, обжить район и сдохнуть, освободив помещение для более серьезных, профессиональных, скучных заведений. Затычки. Прокладки. Удобрение для будущих «Макдональдсов» и «Зар». Наше истинное наследие — и в этом плане «Кольшицкий» мог считаться успехом — уютный налет мелкого предпринимательства, который будет липнуть к этим кварталам еще долгие годы после того, как окочурится последний из нас. Мы будем жить в чужой ностальгии, облагороженные задним числом, отполированные лаком памяти. Те, что поумнее, используют наши имена и вывески в качестве элементов декора. Фиаско создает мгновенные реликвии.