Павел Астахов - Рейдер

– …а вообще-то ты прав, Тема, – постучал в дверь Шамиль, – псина знатная, и его историю ты лучше спроси у бабки Григоровой, а то мне, пожалуй, и не поверишь.

На стук никто не отвечал. Да, в доме звучали голоса, но они, скорее всего, были телевизионного происхождения. Артем легко спрыгнул с крыльца и, продираясь сквозь густые заросли малинника, двинулся вдоль стены, дотянулся до освещенного окна и постучал.

– Вот же старая… не может звонок повесить! – весело ругнулся Саффиров.

Его, кажется, услышали, за дверью раздался скрипучий женский голос:

– Это кто там?! Сейчас пса спущу!

Шамиль рассмеялся и потрепал симпатягу-лабрадора по загривку.

– Ольга Александровна! Это я – Шамиль Саффиров! И со мной друг и коллега из Москвы! – Он подмигнул Артему. – Человек из столицы приехал, а вы его – собаками травить!

За дверью заворочались, лязгнул засов, и сквозь щель на них глянули две пары глаз: одни, пониже, принадлежали двустволке двенадцатого калибра, другие, повыше, – седой женщине в очках.

Павлов и Саффиров отшатнулись от двери – оба, инстинктивно выставив вперед левую руку и прикрываясь правой.

«Моя школа», – мелькнуло в голове у Артема.

– Ольга Алексанна! Ну что вы, ей-Богу! – пристыдил женщину Шамиль. – Мы же с чистым сердцем и добрыми намерениями!

– Ну заходите, коли с добрыми намерениями, – опустила ружье женщина и взглянула на Павлова поверх очков: – А вы кто, молодой человек?

– Артем Андреевич Павлов, профессор Московского университета, юрист, – отрапортовал Артем.

Он намеренно не сделал акцента на своей профессии – знал, насколько судьи не любят общаться с его братом адвокатом, списывая на них ответственность за все свои ошибки и промахи.

– М-м-м… ну, проходите, – вздохнула Григорова, – коллеги…

Первым делом Сергей Михайлович собрал всех восьмерых свидетелей и выстроил «клещей» в коридоре – прямо перед выбитой дверью в оружейку.

– Никому не дрейфить, – стараясь говорить внятно и внушительно, сказал он. – Сейчас прибудет специалист, он и разъяснит, что кому говорить.

– А мы-то здесь при чем? – шмыгнул разбитым носом тот, что попался ему под руку. – Это вы его замочили.

Колесов усмехнулся: он знал, что главное – все правильно объяснить.

– Если будет возбуждено уголовное дело, рейд остановится, – прямо сказал он, – а если рейд остановится, Петр Петрович будет искать виноватых…

– Лично я ни в чем не виноват… – обиженно шмыгнул носом мальчишка.

Колесов покачал головой:

– Ты будешь ни в чем не виноват в одном случае: если то, что произошло, на самом деле – самоубийство.

Парень открыл рот:

– Самоубийство?!

Колесов оглядел остальных. Более опытные, они уже учли тот факт, что он – майор МВД, пусть и бывший.

– Именно, – пояснил он мальчишке, – потому что тогда интересы Петра Петровича не пострадают. Но если он потеряет свои деньги из-за того, что ты – паникер и полный болван… и начал давать не те показания…

Парень залился краской.

«Начал думать…» – отметил Колесов.

– Я хочу, чтобы до всех дошло, – прошелся он вдоль строя, – в нашей системе чужая смерть – профессиональный риск. Кто к этому не готов, тот неправильно выбрал работу. А кто начинает паниковать, вместо того, чтобы привлечь к проблеме профессионалов, тот попал вдвойне.

Колесов испытующе оглядел штурмовиков.

– А сейчас взять всем стулья в приемной, – распорядился он, – поставить вот здесь, у стены, и отдыхать. Вплоть до прибытия следственной группы. Это приказ.

Бойцы дружно повалили в приемную, а Колесов стремительно прошел в спецчасть. Щелкнул выключателем и по-хозяйски оглядел залитые белым неоновым светом стеллажи и сейфы.

Он уже понимал, что эти двое – мертвец и адвокат – все предусмотрели, а значит, оставленные для него в унитазном бачке гостиничного номера «документы» стоят не дороже сортирного чтива.

– И мне все придется начинать с нуля.

Артем осмотрелся и сразу оценил аккуратность, с которой все в доме было прибрано и расставлено. В прихожей ничего лишнего: вешалка с одиноким серым плащом, подставка для зонтов – удивительная вещь для местной публики и условий жизни. Однако в подставке, как и положено, стоял модный зонтик от Прада, а на верхней полочке лежала аккуратная дамская шляпка, отороченная маленькой вуалью.

«Мамаша-то, кажется, модница в своем суде», – невесело пошутил про себя Павлов. Однако его любопытные взгляды не укрылись от хозяйки, и она, словно отвечая на его мысленную реплику, глянула поверх очков.

– Интересуетесь, молодой человек, как я живу в этом захолустье после столичной жизни?

– Я, честно говоря, о вашей прошлой жизни ничего не знаю, – осторожно ответил Артем, – да и захолустьем ваш уголок вряд ли можно назвать. Скорее, глубинка.

– О-о, да вы эстет, господин Павлов, – оценила утонченность фразы хозяйка. – Что ж, проходите, сейчас будем пить чай.

– Ольга Александровна, позвольте внести посильную лепту, – мгновенно отреагировал Артем и ловко извлек из портфеля предусмотрительно купленную в Москве пачку свежих сливочных помадок и коробку зефира в шоколаде.

– Угодник… – улыбнулась судья и жестом пригласила молодых людей в комнату. – Так что вас привело ко мне в столь поздний час?

– Ольга Александровна, – подчиняясь приглашению, присел на стул Артем, – я знаю, что вы человек принципиальный, честный и прямолинейный.

– Ну-ну… – тут же поджала губы Григорова.

– Вся ваша карьера тому наглядное подтверждение, – развел руками Артем. – Вы не только принимали принципиальные решения, не поддержанные в итоге властью, но и смело комментировали их. А сегодня не найти в стране судью, который будет давать комментарии под камеру или в интервью журналистам. Ну, может быть, кроме Тамары Георгиевны Морщаковой…

Григорова слушала, все так же поджав губы, но Артем продолжал расставлять точки над «i». Иначе было нельзя.

– Обычно судьи становятся разговорчивыми лишь после увольнения, – глядел он прямо в глаза опытной судье, – а болтливыми – после несправедливого увольнения. Как ваша бывшая подчиненная Дудешкина.

Григорова нахмурилась.

– Что касается Дудешкиной, то уволила ее не я, а квалификационная коллегия. Было за что. А прикрывать свою безграмотность оппозиционными речами – последнее дело.

– Возможно, – согласился Артем, – однако увольнение судьи само по себе ЧП. Как, впрочем, и перевод высококвалифицированного судьи из окружной судебной коллегии в районный суд.

Павлов красноречиво посмотрел на хозяйку дома. Григорова нервно теребила кружевную салфетку, покусывала нижнюю губу и глаз от чашки не поднимала.