Януш Вишневский - Бикини

Они приземлились. Он узнал знакомый аэропорт на Лонг-Айленде. Именно отсюда он отправился в Европу. Они вышли из самолета последними. Анна спустилась по трапу и остановилась, прижимая к груди футляр со скрипкой и рассматривая окрестности.

— Мы едем в Нью-Йорк, Стэнли? Да? — спросила она испуганно.

— Да. Это недалеко.

— Это правда, Стэнли?! И никто тебя у меня теперь не отберет?

— Никто.

Сначала уехала колонна автомобилей, сопровождавшая машину Пэттона, потом желтый автобус с ранеными солдатами. Они остались одни. Несмотря на сильный ветер с океана, было по-весеннему тепло. Двое солдат выгружали из люка на бетон аэродрома багаж. Стэнли взял их чемоданы и поставил у трапа. Вскоре подъехал военный джип.

— Бредфорд и Бляйбтру? — крикнул водитель.

— Нет!

— А кто?

— Бредфорд и Бляйбтрой, — ответил Стэнли, тщательно выговаривая фамилию Анны.

Водитель вышел из машины, отдал честь и, передав ему запечатанный сургучом конверт, положил чемоданы в багажник. Стэнли подал Анне знак садиться в салон. На аэродроме их документы никто не проверял.

— Поезжайте сначала в Бруклин, в район Флэтбуш-авеню, а потом на Манхэттен. Я покажу где остановиться, — скомандовал Стэнли водителю и стал читать подробную инструкцию, подготовленную для него Лайзой.

Она писала, что Артур снял для Анны меблированные комнаты на одной из улочек неподалеку от Флэтбуш-авеню, в самом центре Бруклина. Хозяйка дома — старая приятельница Адрианы, которая «сделает все, чтобы мисс Анне Марте Бляйбтрой там было хорошо». Квартплата за шесть месяцев уже переведена, ее будут постепенно вычитать из зарплаты мисс Бляйбтрой, которая с сегодняшнего дня зачислена «практиканткой в штат издательства газеты “Нью-Йорк таймс”». Поскольку — далее следовала приведенная Лайзой слово в слово цитата из письма Артура, — «эти мудаки из иммиграционной комиссии уверяют, что мисс Бляйбтрой якобы не имеет права на трудоустройство на территории Соединенных Штатов», ее зарплата будет временно перечисляться на счет Стэнли. Далее, продолжая цитировать Артура, Лайза писала: «Эта унизительная для мисс Бляйбтрой ситуация будет пересмотрена, когда к переговорам с иммиграционной комиссией подключится юрист издательства, что возможно, к сожалению, только после того, как в нашем распоряжении окажутся подлинные личные документы мисс Бляйбтрой». К письму Лайзы были подколоты скрепкой два чека. Один, на сумму в четыреста долларов, выписала на фамилию Анны Адриана, второй, на десять долларов, — Лайза. Стэнли был тронут — особенно этим чеком на десять долларов от Лайзы.

— Что там, Стэнли? — встревожено спросила Анна. — Случилось что-то плохое?

— Нет! Совсем наоборот. Что-то хорошее, Анна, — ответил он, прижимая ее к себе.

Всю дорогу она, приклеившись к окну автомобиля, сжимала его руку. Через час они добрались до Бруклина и с Тиллари-стрит свернули налево, на Флэтбуш-авеню. Сразу за перекрестком был маленький продовольственный магазин, в котором Стэнли, оказавшись в Бруклине, покупал апельсины и бананы. Он когда-то делал репортаж о его хозяине, пуэрториканце Луисе, которому иммиграционная комиссия отказала в продлении вида на жительство: тот якобы укрывал свои доходы, что «грозило Соединенным Штатам огромными расходами, связанными с содержанием за счет американских налогоплательщиков очередного нелегального иммигранта». Это была неправда. Луис ничего не утаивал. Просто после «черного вторника» людям не хватало денег, и они постепенно перестали закупать у него продукты, предпочитая делать это в больших и более дешевых магазинах, таких, например, как «Ки Фуд». У них просто не было выбора. Продовольственные талоны, которые выдавали самым бедным, — а таковые вскоре составили большинство, — принимали только в больших магазинах. Так решили коррумпированные муниципальные чиновники. Маленькие магазины не имели права принимать талоны. Решение об экстрадиции семьи Луиса было отозвано только после публикации материала в «Таймс» и долгих юридических препирательств с иммиграционной комиссией. С тех пор раз в неделю Луис присылал ящик бананов и апельсинов на адрес «Таймс». В его магазинчике были лучшие в городе апельсины и бананы. Свежие, прямиком с Кубы.

Стэнли вдруг понял, что давно не ел фруктов. Кто бы мог подумать, что обычные апельсины и бананы вдруг станут представляться кому-либо несбыточной мечтой. Он попросил водителя на минуту остановиться у магазина и вернулся в машину с бумажным пакетом, полным фруктов. Разорвал его и высыпал содержимое Анне на колени. Салон наполнился запахом апельсинов. Только теперь Стэнли почувствовал, что вернулся с войны...

Анна проснулась, когда за окном светало. Посмотрела на часы. В Дрездене как раз миновал воскресный полдень. И в Кенигсдорфе близ Кельна тоже. Сейчас она сидела бы на кухне над ведром и чистила картошку, время от времени от скуки бросая очистки в лежащую у печки Стопку и стараясь не слышать треска радиоприемника, из которого круглосуточно звучали речи Геббельса и Гитлера под аккомпанемент проклятий тетки Аннелизе. Еще позавчера она воспринимала такую жизнь как наказание за грехи. А сейчас ей вдруг захотелось вернуться на кухню в тихий теткин дом.

Она встала и на цыпочках подошла к окну. Села на подоконник, закурила. На здании, стоявшем у входа в парк, мигала огромная неоновая реклама. Анна осторожно открыла окно и услышала звонкие птичьи трели. Она не помнила, когда в последний раз слышала птиц. Во время войны ведь и они погибают. И неона в Германии нет. Это все походило на прекрасный сон, и ей не хотелось просыпаться. Она закрыла глаза и мысленно вернулась в Дрезден, в Анненкирхе. Это было совсем недавно. Еще и месяца не прошло. Она приложила руку к груди. Сердце билось. Закусила губы. Сильнее. Еще сильнее. И только ощутив соленый привкус крови, открыла глаза. Она действительно жива. Это не сон...

Она оглядела комнату. Просторную, благоухающую лавандой. Маленькие льняные подушечки, наполненные высушенными стеблями и цветами лаванды, лежали повсюду. Больше всего их было в ванной, оклеенной бирюзовыми обоями. Унитаз и ванна на этом фоне выглядели ослепительно белыми. Как и фаянсовое биде, которое само по себе, в этой скромной обстановке, казалось роскошью. Стэнли вчера эта роскошь здорово позабавила.

Анна перевела взгляд на большой шкаф у входа в крошечное помещение, похожее на клетку, где были чугунная раковина, стеллаж с розовой занавеской и газовая плита. У нее была единственная комната с кухней во всем трехэтажном здании! Астрид, владелица дома, не уставала это подчеркивать, когда перечисляла Анне все достоинства ее «нового гнездышка»...