Глория Му - Вернуться по следам

– Пять минут? Вы гуляете с ним пять минут? Неудивительно, что он «ничего не слышит». Доберманы – очень живые, подвижные собаки. Попробуйте для начала погулять с ним два раза в день, по часу. А лучше по два, он у вас молодой, игручий, его гонять надо как лошадь…

– А мне говорили, ты любую собаку обломать можешь… А ты – как все. Задолбали уже с этими прогулками, все твердят одно и то же… А мне некогда! – Женщина сразу теряла ко мне интерес.

И это было хорошо – когда уходили сразу. Некоторые не уходили. Таскались на площадку три раза в неделю, платили мне за бесполезные занятия. Бесполезные – потому что сами не меняли ни распорядок дня, ни условия содержания собаки.

– Не знаю, что с ним. Делаем все, как ты говорила. – Взрослые дядьки и тетьки врали мне, ребенку, как школьники – училке.

Нет, они не хотели ни моих советов, ни помощи. Они пришли к особенной девочке и ждали от нее чего-то особенного. Чуда. Они приходили ко мне за чудесами, все эти люди.

С чудесами у меня были сложные отношения.

Когда я была маленькой – совсем маленькой, лет четырех, – я совершила ужасное открытие: Деда Мороза не существует, а подарки под елкой – папиных рук дело.

Он попался. Я его застукала. Я своими глазами видела, как папа крался к елке, стоявшей в гостиной, и запихивал под нее коробки и свертки.

На широком подоконнике за тяжелой шторой я очень удачно пряталась от няни, которая норовила уложить меня спать. Спать! Я это ненавидела. Я слишком часто болела, чтобы любить бездарно тратить время, лежа в постели.

Праздник почему-то был тихий, без гостей, только папа, мама и Зося. Из столовой доносились звон бокалов, негромкий гундеж телевизора и мамин смех.

Шел снег. Я смотрела на фонарь в ветвях дерева. Вернее, фонарь был чуть подальше от дома, а дерево – почти у самого окна, но казалось, что мягкий сгусток света отражается в концентрических кругах мелких веточек, посеребренных инеем, и вместе они похожи на ночное солнце.

Я все смотрела и смотрела – красивое не надоедает, а потом почуяла запах папиного одеколона, услышала тихие шаги и пыхтение.

Осторожно выглянув в щелочку, я увидела папу с грудой свертков в руках. Он опустился на колени, сгрузил свертки на пол и стал фантазийно раскладывать их под елкой.

– Папа! – позвала я, сползая с подоконника.

Папа охнул от неожиданности, а потом спросил:

– Дружище, ты что здесь так поздно?

– Прячусь от Зоси, – ответила я и прижала палец к губам. – Не выдашь?

– Не выдам, – улыбнулся папа.

– Папа… а ты что здесь? И почему ты принес подарки? А где Дед Мороз?

– Дед Мороз… он… У него заболела внучка… – Папа всегда быстро соображал.

– Снегурочка?

– Да. Снегурочка заболела ветрянкой.

– Это как я? Когда пятнышки и все чешется? Пап, а у леопарда пятнышки чешутся?

– Сначала немножко чешутся, но их мама-леопард вылизывает языком, и все проходит. А потом у них на всю жизнь иммунитет.

– А пантеры – это леопарды, которые не болели ветрянкой?

– Так и есть! Как же я сам не догадался! – Папа взял меня на руки и хотел вынести из комнаты, но в мои планы это не входило. Там, за дверью, была Зося, кроме того, я еще не все выяснила про Деда Мороза.

– Папа, но разве Дед Мороз не может попросить кого-нибудь посидеть со Снегурочкой, пока он сходит на работу? Как же без него Новый год? Может быть, Зося согласится?

– Нет, маленький, он не может. У Снегурочки высокая температура, а это очень опасно для такой изснеженной девочки. Дед Мороз ни за что ее не оставит. Но он передал подарки с оленем – слышишь, там, во дворе, цокают серебряные копытца? Так что можешь не беспокоиться, Новый год будет прекрасный!

– Олень привез подарки и отдал тебе? – спросила я строго, начиная подозревать неладное. – Это был говорящий олень? Или Дед Мороз написал тебе письмо?

– Разумеется, говорящий. Говорящий олень с вишневым деревцем во лбу, с серебряными копытцами и… – вдохновенно врал папа, но я прервала его:

– Не надо из меня дуру делать. Дур и так полно, найди себе подходящую и пользуйся, а из меня дуру делать не надо! – Так всегда говорила мама, когда папа попадался на вранье.

Папа фыркнул и обозвал меня попугаем.

– Папа, там не было никакого оленя. Я в окно смотрела. Все время. Я бы увидела, – сказала я, а потом тихо попросила: – Папа, не обманывай меня. Пожалуйста.

– Не буду, – пообещал папа, прижал меня к себе.

– Деда Мороза не бывает, да? Все – враки?

– Не бывает, – мягко сказал папа и покачал головой.

В комнате было темно, и только от моего ночного солнца на полу, у окна, была круглая лужица желтоватого света, словно там описался щенок небесных псов.

– Никого не бывает, папа? Ни небесных псов, ни драконов, ни фей? Никого?

– Ягуары бывают, слоны и волшебные птицы колибри. Утконосы, жирафы, вараны, капибары, кроты и медведи. А еще, мой дружок, я напомню о прекрасных горластых павлинах, о проворных, опасных пингвинах и горячих степных бабуинах…

– Разве пингвины опасные? Ты заврался, папа! – рассмеялась я.

– Это – стихи, если ты не заметила, глупая, сварливая придира! – оскорбился папа.

– Я заметила. Просто мне грустно, что нет чудес…

– Да чудес полнó! – Папа совсем отдернул штору, усадил меня на подоконник, а сам встал рядом. – Я тебя серьезно спрашиваю, подумай хорошенько, прежде чем ответить, – чем носорог хуже василиска?

– Ничем не хуже. – Я подышала на стекло и нарисовала кружок. – Только он не чудесный, а нормальный.

– Он – чудесный! – горячо вступился за носорога папа. – Просто некоторые… вот некоторые… ничего не смыслят в чудесах, не замечают их, не ценят, а ждут, пока их начнут развлекать фокусами. И в фокусах, кстати, они тоже ничего не смыслят, принимают их за чудеса, а потом страшно обижаются, кричат, что их обманули… А их не обманули. Их развлекли. – Папа щелкнул меня по носу. – И надо уметь отличать обман от искусства.

– А фокусы – это искусство?

– Фокусы – это великое искусство! – Папа достал из кармана домашнего пиджака колоду карт, поднес к свету, стал ловко тасовать одной рукой, а потом жонглировать так, что карты то исчезали, то снова появлялись в руке. Снова собрал колоду, поднес ко мне, предложил: – Выбери карту!

– А, переворот Марселя. Сто раз уже, скучно, – поморщилась я.

– Да что ты, разве переворот Марселя – это скучно? На-ка, сделай.

– Я не могу. Мне мама запрещает в карты, а еще у меня руки маленькие, я стос не удержу. – И я продемонстрировала папе ладошки.

– Руки – что, руки отрастут. А ты думай, что говоришь. Скучно смотреть фокус? Научись его делать. Фокус – чудо для лентяя, милая. Для думающих людей фокус – это работа. Или игра. И поэтому им не бывает скучно.

– А почему фокус – чудо для лентяя?