Глория Му - Вернуться по следам

– Не знаю! – заносчиво ответила я. – Папа меня учил всегда защищаться! Еще не хватало – будет мне всякая дура уши выкручивать ни за что! – Тут я прикусила язык, вспомнив папины слова про клевету. – Ой, Дзыга, нам надо срочно бежать к моему папе… Черт! Черт!

Мы выбрались из лопухов и помчались к больнице, но уже на подходах стало понятно – опоздали.

– …мое курчатко! Эта цыганва черномазая и ваша хваленая дочечка, – доносился с больничного двора противный визг бабы Веры, – и меня чуть до смерти не закусали, прививки надо делать от бешенства!

Мы тихонько подползли за кустами поближе и осторожно выглянули на двор.

Баба Вера стояла, окруженная кучкой зевак, и потрясала перед папой цыплячьим трупом. Папа, большой и спокойный, в своем белом халате был похож на айсберг.

– Да что вы, Вера Павловна, дети не ядовитые, – с добродушной насмешкой отвечал он.

– А! Не веришь! – Баба Вера задрала платье и бесстыдно продемонстрировала восхищенной публике покусанную ляжку.

– Успокойтесь, Вера Павловна, не вводите в соблазн мужчин своей красотой. – Папа аккуратно одернул ее платье и приобнял старуху за плечи. – Пойдемте в мой кабинет и спокойно во всем разберемся.

– Никуда я не пойду от людей, пусть свидетелями будут! – Баба Вера воинственно стряхнула папину руку, а он, оглядев зевак с демонстративным изумлением, спросил:

– Люди? А при чем тут люди? Или есть еще смертельно укушенные моей дочерью? – По толпе пробежали смешки. – А может быть, она еще кого-нибудь убила? Корову? Собаку? Младенца?

– Та ни в жизнь девка докторская не тронула бы ни щеня, ни курча, – послышался чей-то голос, – то все наветы, люди, от же с толку сбила эта кликуша заполошная.

Все закивали, послышалось одобрительное бормотание, и люди стали потихоньку расходиться.

– Та как же… Та вот же… – вскинулась баба Вера, но папа снова обнял ее за плечи, развернул и повел к себе в кабинет.

– Разумеется, я заплачу за цыпленка. И обработаю рану, которую нанесла моя дочь. И разумеется, дети будут строго наказаны, – говорил он старухе.

– Слыхала? Дети будут строго наказаны, – испуганно шепнул мне Игорь.

– Не бойся, это он нарочно. Мой папа не такой. Не будет наказывать, не разобравшись, – уверенно ответила я.

– Хорошо бы, если так.

Угнездившись в кустах, мы стали дожидаться, пока уйдет вредная старуха.

Через некоторое время мы увидели, как папа, уважительно поддерживая под локоть бабу Веру, провожает ее до ворот. Когда он шел назад, мы к нему подбежали.

– Ну что? Влипли, шкеты-карапеты? – посмеиваясь, спросил он, а Игорек зачастил:

– Та то не мы, дядя Гена, она брешет все…

– Я знаю, мальчик.

Мы присели на одну из скамеек, стоящих на больничном дворе.

– Вот что, ребятки. Бегите расскажите все Галине… Да не бойся, Игорь, твоя мама – разумная женщина, ничего тебе не будет, просто надо предупредить. Но будьте готовы к неприятностям, эта хавронья не успокоится, еще неделю будет сплетничать.

– Папа, а зачем ты заплатил за цыпленка? Теперь все будут думать, что мы и правда его убили, – обиженно сказала я.

– Цыпленок – это повод, маленький. Ну сама подумай – если бы дело действительно было в нем, никто не стал бы поднимать такого шума, ведь так?

– Так, – грустно кивнула я.

– Эй, гляди веселей! – Папа щелкнул меня по носу. – Ничего страшного, поболтают и забудут. Перетéрпите. – И он улыбнулся нам с Игорем.

Смерть черного цыпленка с крошечным красным гребешком взбудоражила всю деревню. Баба Вера неустанно добавляла новые, леденящие кровь подробности – речь шла уже о черном петухе с выколотыми глазами, о том, что не зря я, чертово отродье, связалась с цыганским выблядком – наверняка мы собирались навести порчу на всю деревню. Приплеталась и коза – воплощение дьявола, а то, что никто не видел нас с Игорьком летающими на метлах и сосущими кровь, так это потому, что мы еще слишком малы. Вот подрастем, и тогда…

Все вроде как посмеивались, но на нас стали оглядываться, а кое-кто и плевался через левое плечо на всякий случай.

Игорек, мальчишка злопамятный и не терпящий обид, не мог относиться к этому спокойно.

– Вот же гадюка! – злился он и тормошил меня: – Глория, придумай что-нибудь… Надо отплатить гадюке этой…

– Да что же я придумаю? Морду ты ей не набьешь, она же взрослая тетенька, доказать ничего не сможешь, она же просто врет для удовольствия, помнишь, что мой папа говорил…

– Ну придумай… Придумай, – канючил Игорек, – ты же это… коварная…

– Ладно. Буду думать. – Я положила метлу (нет, мы не летали, просто подметали двор), заложила руки за спину и стала ходить взад-вперед, старательно морща лоб.

Игорек с надеждой смотрел на меня.

– Так, – поразмыслив, с важностью сказала я, – есть мысль. Будем бить ее же оружием.

– Сплетничать? – ужаснулся Игорек.

– Нет. Она же верит во всю эту чепуху с колдовством, да? – Я победно повернулась на пятках и снова зашагала маятником. – Так мы ей устроим Вальпургиеву ночь с цыганочкой… Вернее, с цыганчонком.

Игорек хихикнул, а я обняла его за шею и зашептала на ухо.

– Ироку! Ироку! – рассмеявшись, радостно закричал Игорек, дослушав меня до конца. – С нами Великий Дух индейского коварства!

– Тихо, не шуми, – одернула я его, и мы стали готовиться к войне.

Для начала мы влезли к бабе Вере во двор и все там хорошенько расшарили. Всех деревенских собак я знала как облупленных, поэтому старухин Букет (да, на этом стóит остановиться подробнее. Всех деревенских собак звали Сирко, Пальма или Букет. Если с Сирком – дело ясное, то по поводу Пальмы с Букетом ничего сказать не могу. Ну, может, фильма была какая – не знаю), так вот, старухин Букет с благодарностью принял из моих рук кильцэ ковбаски и мешал нам только тем, что ходил следом и совал нам в карманы морду.

Букет был нервным, впечатлительным псом, как раз таким, которых клоуны в цирке учат «петь» под губную гармошку, на этом и строилась наша первая мистическая атака.

Игорек свистнул у своего отца стеклорез, мы аккуратно разрезали десяток бутылок из-под волшебного напитка «Дюшес» так, чтобы получились такие, знаете, стеклянные воронки. Потом мы набрали камней размером с кулак, обвязали веревками, присобачили к каждому воланчики из перьев и снова наведались к бабе Вере (в ее отсутствие, как вы понимаете).

Мы забрались на чердак. Там было пыльно, повсюду свисала паутина – баба Вера была слишком старой и тучной, чтобы взбираться туда. На чердаке мы развесили камни, на самом сквозняке, так, чтобы они стукали о деревянные перекрытия, когда ветер будет раскачивать их. После мы занялись бутылочными воронками.

– Эх, – грустно сказала я, – по уму-то их надо вмуровать в дымоход…