Ирина Волчок - В Калифорнии морозов не бывает

…Они сидели за кухонным столом, освобожденным почти от всех тарелок, мисок, вазочек и банок, и неторопливо пили чай с турецким лукумом и Славкиным печеньем с семечками. Уютно молчали, открыто разглядывая друг друга. Любуясь друг другом. Александра почему-то была уверена, что Славка любуется ею точно так же, как она — Славкой. Хотела даже спросить, так ли это, но пока мысленно формулировала вопрос, который не показался бы смешным, Славка спросила первая:

— Ты ведь считаешь, что я тоже красивая, правда?

— Правда, — согласилась Александра. — Считаю. А почему «тоже»?

— Ну, потому что я на тебя похожа, — объяснила Славка, явно удивленна её непонятливостью. — Ведь я похожа, правда? Ну вот, тогда — однозначно красивая… Кося, чего хоть ты ржёшь?! Ты считаешь, что я на тебя не похожа? Тебе смешно? Ну, коне-е-е-ечно, у меня же мания величия!

— Это у меня мания величия, — призналась Александра, отсмеявшись. — Представляешь, вот только что смотрела на тебя и думала: до чего же Славка у меня красивая! И к тому же, мы похожи, как мать и дочь. И не называй меня Косей.

— Нет, на мать ты не похожа, — решительно сказала Славка. — Лерка говорит, что мы с тобой похожи, как родные сёстры. И не называй меня Славкой.

— Это мы опять ссориться начинаем? — помолчав, подозрительно спросила Александра. — Нет ещё? Тогда вопрос, если можно: какого чёрта ты против Славки имеешь? Всю жизнь была Славкой — и ничего, как так и надо.

— Лерка говорит, что это не женственное имя… Вообще мужицкое… — Славка надула щеки, отвернулась и пристально уставилась куда-то в угол. — А её Вовка сказал, что у женщин с мужскими именами не складывается личная жизнь.

— Стало быть, у его Валерии тоже личная жизнь не сложилась? — с сочувствием спросила Александра. Не выдержала и оглянулась: где там мишень, на которую Славка уставилась? Никакой мишени в углу, конечно, не было. — Славка, не смотри по сторонам, ты меня отвлекаешь… Да, так о чем мы? О Валерке. Одно из двух: или её Вовка считает это ужасное имя очень женственным — или её личная жизнь всё-таки не сложилась. Вот интересно, а что они думают о моём имени? И о моей личной жизни? А то, что твою бабулю зовут Евгения — это их не смущает? Ты думаешь, что вот эта кличка, которую тебе придумала Лерка, — это лучше? Ява! «Ява» — это такой сорт сигарет раньше был. И одноимённая табачная фабрика. Может быть, и сейчас есть, я не знаю. Ты хочешь быть табачной фабрикой? Уж лучше пусть они тебя называют Зайцем, как все. Или Росей, как бабуля называет. Или в их очень-очень приличном обществе табачная фабрика звучит гламурней? Лично я считаю, что у нас очень хорошие имена, а кому не нравится — тот… карьерист.

Она хотела сказать «козёл», но в последний момент передумала. Незачем подавать ребёнку дурной пример.

— А кому не нравится — тот козёл! — энергично заявила Славка и выразительно пошевелила бровями. — Кося, не злись. Чего ты уж так-то разбушевалась? Зови меня хоть Петей, если хочешь. Я же тебя Косей зову. Слушай, правда, почему я тебя Косей зову? Вот интересно: всю жизнь зову, а почему — не знаю!

— Ты не помнишь? — удивилась Александра. — Странно, мне казалось, что об этом при тебе говорили, когда ты уже большая была, могла бы и запомнить. Кося — это крёстная. Когда ты говорить начала, то и мать, и меня мамой называла. Пришлось тебе объяснять, что я не мама, а крёстная. «Крёстная» — это для годовалой трудное слово, да и непонятное. Ты сначала говорила Косьяя, а потом сократила до Коси. Так и привыкла.

— Значит, я крещёная? — удивилась Славка. — И ты меня крестила? Во дела… Я правда ничего не помню. И никто мне об этом не говорил, кажется. Кося, а я ведь креститься хотела! Потому что думала, что некрещёная! И ещё хотела попросить тебя крёстной матерью быть! Но не знала, как ты на это дело посмотришь! Я же думала, что ты тоже не крещёная! Тогда надо было сначала тебя крестить! А вдруг бы ты не захотела? А оказывается, что всё уже давно устроилось! Кося, погоди… А почему ты говоришь, чтобы я не называла тебя крёстной?

— Ты называешь меня не крёстной, а Косей, — терпеливо напомнила Александра. — Совсем разные слова. И производные от них разные. В общем, Максим Владимирович один раз назвал меня Косенькой… При большом скоплении народа.

— Ой, какой он у тебя хороший, — умилилась Славка. — Хоть и олигарх. Ласковый. Любит тебя, правда?

— Славка, ты тоже слова не чувствуешь? — огорчилась Александра. — Ты вслушайся без предубеждения: Косенька! Косенькая! Косая! Поняла? Тебе бы понравилось, если бы собственный муж при народе тебе такое сказал? Мне, например, не понравилось. Я с ним потом даже поссорилась.

Славка захохотала.

— Вот видишь, — грустно сказала Александра. — Даже ты надо мной смеешься. А чужим — тем более смешно. Косенька! Ещё бы…

— Я не поэтому! — сквозь смех крикнула Славка. — Я потому, что ты с ним поссорилась! Ой, не могу! Ну и как, удалось? Он-то с тобой поссорился? Или хотя бы заметил, бедненький, что ты с ним поссорилась?!

— Ну, как тебе сказать, — уклонилась от прямого ответа Александра. — У него тогда было совсем мало времени… срочное дело… идти надо было, люди ждали. В общем, мне кажется, он так и не понял, почему мне не нравится быть косенькой. До сих пор иногда так называет. Правда, без свидетелей.

Славка опять принялась хохотать — взахлёб, увлечённо, до красных пятен на щёках и слёз на глазах. Потом вдруг резко посерьёзнела, долго молчала, надувая щёки и выискивая пристальным взглядом мишень за окном, вздохнула и почему-то сердито сказала:

— Вообще-то ты правильно за него замуж вышла, а не за короля какого-нибудь. Или хоть бы даже Шварценеггера. Я бы тоже за такого вышла. И наплевать, что не олигарх. Только такие уже перевелись все. Или нет? Ты как думаешь, Кося?

— В твоем возрасте я думала точно так же… — Александра вздохнула. — И потом ещё долго так же думала. Да все, наверное, так же думают хоть когда-нибудь, хоть раз в жизни, хоть от плохого настроения, хоть от обиды. Мы с тобой, Славка, совсем не исключение. Мы с тобой среднестатистические женщины со среднестатистическими представлениями о среднестатистических мужиках. Так что заканчивай страдать и собирайся к Лерке.

— Не хочу, — скучным голосом сказала Славка. — Передумала. Они все козлы. То есть карьеристы. И мне посуду ещё мыть надо. А колонка не фурычит. Придётся в ведре греть. В общем, некогда мне.

— Но ты же обещала, — напомнила Александра. — Придётся идти. Лерке действительно нужна твоя помощь. А посуду я сама помою, чего там посуды-то? Как это ты тогда сказала? А, да — отмазки. Не ищи отмазки, Славка. Пообещала — делай. Не собираешься делать — не обещай.

— Я знаю… Ладно, пойду, что ж теперь… — Славка ещё немножко поскучала и вдруг оживилась: — А кому не нравится моё имя, тот пусть свою дочку рожает и её табачной фабрикой называет. Да? Ну вот, я Лерке так и скажу. Кося, я твои мокасины надену, ладно? И джинсы. И свитер. Лерка сдохнет. А потом в новом костюме приду, и она опять сдохнет. А при гостях буду называть её Валерой. И тогда пусть её Вовка сдохнет. Ну, чего ты сидишь? Снимай штаны скорей, мне уже идти пора, а ты сидишь! Халат пока надень, там в тумбочке халаты тёплые… А, да, ты же халаты не любишь! Ну, тогда мой спортивный костюм возьми, если хочешь. Кажется, он в большом шкафу. Или в ванной. Давай, давай, раздевайся, нечего тормозить! Воду не грей, часа через полтора нормальный напор будет, колонку зажжёшь — и нуль проблем. А лучше — ну её, эту посуду, потом помоем, а ты отдыхай себе изо всех сил. В ванне посиди. С Моней поиграй. И не закармливай его, он и так уже жирный, как не знаю кто. Всё время что-нибудь выпрашивает — не потому, что голодный, а от жадности. Совсем зверь обнаглел. Его обед — на плите, в жёлтой кастрюле. Твой обед — в холодильнике. Я грибного супчику наварила, из шампиньонов. Мы ведь любим из шампиньонов, правда? Я тоже пообедать приду. Если успею. Кося! Ну, где ты там?!