Эптон Синклер - Нефть!

— Но, м-р Роскэ, это не может считаться практическим советом, так как не каждый же может быть нефтяным промышленником.

— Да, дитя, можно побиться об заклад, что не каждый. Только те, у кого есть мозги. Остальные должны работать. И в том случае, когда они работают на меня, они получают хорошее жалованье, и каждую субботу им аккуратно его выдают. И как бы мне это ни было трудно, денег им я никогда не задержу, ни на один час. Но когда какой-нибудь тип, обладающий способностью без умолку болтать всякий вздор, становится между мной и моими рабочими и начинает учить меня, как надо с ними обращаться, то я говорю, что место такому человеку на джутовой мельнице.

В этом свиданье на Бэнни самое сильное впечатление произвели те слова, которые м-р Роскэ произнес, когда с ним прощался.

— Ты разве не видишь, дитя, что твой отец болен? Сомневаюсь, чтобы его здоровья хватило еще на многие годы. И я боюсь, что когда ты в один прекрасный день отдашь себе ясный отчет в том, как ты заставляешь его страдать, то будет уже поздно… У старика была всегда только одна мысль в голове: как бы сделать тебе жизнь насколько только возможно более легкой. Ты, может быть, скажешь, что он мог не беспокоиться, что ты его об этом не просил. Но как бы то ни было, он жил только этим, только для этого. И вот теперь ты сокращаешь его дни. Да, именно так. Ты должен иметь мужество взглянуть действительности прямо в глаза. Все, что он делал, оказывается, с твоей точки зрения, никуда не годным, и единственно, кого ты считаешь достойными уважения и кому приписываешь высокие идеалы, которым желаешь следовать, — это бойкие на язык бездельники, которые ненавидят твоего отца за то, что он делает хорошо то, что они делать не умеют и не сумеют никогда. И ты думаешь, что старик этого не понимает и что это все не гложет его сердца? Может быть, тебе еще ни разу не приходило это в голову? В таком случае послушайся моего совета и открой глаза, пока еще не поздно. Если ты желаешь тратить деньги твоего отца, то, ради Христа, подожди это делать, пока он жив. Когда деньги будут твоими, тогда дело другое…

Естественно, что после этих слов Бэнни, выйдя из конторы, совершенно уже не думал о волнениях среди нефтяных рабочих. Неужели правда, что здоровье его отца было так плохо? И разве нельзя было как-нибудь так устроить, чтобы ему не приходилось работать через силу? Неужели же было необходимо, чтобы он присутствовал при разработке каждой новой скважины — будь то в Парадизе, Лобос-Ривере или в Бич-Сити? И что будет с отцом, когда предполагаемая борьба осуществится на деле?

В начале весны состоялось собрание лидеров союза нефтяных рабочих, и на нем было решено заявить Нефтяному бюро, что создавшееся отношение нефтепромышленников к правительственным властям было недопустимо. Одно из двух: или бюро должно поддерживать свой авторитет, или рабочие возьмут все дело в свои руки. Но бюро ничем на это заявление не реагировало, а когда стоявшие во главе союза писали письма в нефтепромышленные комитеты, то письма эти не удостаивались никакого ответа. Забастовка была неизбежна, и чем дольше она откладывалась, тем хуже было для рабочих.

Все это происходило в начале весны, а через несколько дней наступили в университете пасхальные каникулы, и как раз в это время к Бэнни приехала Ви Трэсси и предложила ему отправиться с ней в Нью-Йорк, где ставили ее новую картину, не касавшуюся на этот раз ни России, ни забастовок, ничего такого, одним словом, что могло болезненно затронуть чувствительность "нефтяного принца".

— Почему бы тебе не поехать со мною, Бэнни? Будет весело. Отлично проведем время.

Бэнни никогда еще не был в Нью-Йорке, и предложение Ви показалось ему очень заманчивым. Каникулы в университете продолжались две недели, но он всегда мог продлить этот срок и нагнать пропущенное. Поэтому он обещал Ви подумать об этом плане. На другой день он поехал в "Монастырь", и Аннабель встретила его там словами:

— Бэнни, отчего бы вам не поехать с Ви и не захватить с собой и вашего отца? Ему, наверное, было бы очень полезно переменить на время обстановку.

Аннабель говорила это с таким невинным видом, что Бэнни не мог не улыбнуться.

— Очевидно, вы с Ви и Верном решили прибегнуть к этому способу для того, чтобы удалить нас отсюда на время забастовки? — сказал он.

— Ваши друзья вас искренно любят и хотят, чтобы вы были счастливы, — ответила Аннабель и прибавила: — Сегодня за обедом вы будете кушать у нас на жаркое молоденького барашка, но ведь вы не считаете нужным идти на бойню и присутствовать при том, как его там убивают?

— Вам надо было бы читать лекции по социальной философии, Аннабель, — сказал Бэнни, и она засмеялась и сказала, что университет посещают только для того, чтобы учиться называть длинными именами самые обыкновенные вещи.

Очевидно, план был всесторонне обдуман, так как, когда Бэнни вернулся домой, отец спросил его:

— Что, тебе Верн ничего не поручал передать мне по поводу того, о чем мы с ним вчера беседовали?

— Нет, ничего. А в чем дело, папочка?

— В Нью-Йорке сейчас назначен съезд нефтепромышленников, и надо, чтобы кто-нибудь из нас в это время там был, Верн ехать не может и спрашивал меня, не поеду ли я. Не знаю только, как обстоит дело с твоими университетскими каникулами? Сможешь ли ты устроить себе маленький отпуск?

В душе Бэнни происходила борьба. Смог ли бы он помочь делу, если бы остался? Во время первой забастовки вся его роль заключалась в том, что он старался содействовать тому, чтобы рабочие не выходили из своих домов, но теперь все это дело забрал в свои руки Верн, и он, Бэнни, будет совершенно бессилен что-нибудь предпринять. То, что говорила ему Аннабель, как нельзя лучше рисовало то положение, в каком находился союз нефтяных рабочих. Процесс усмирения недовольных мог продолжаться недели, даже месяцы, но в конце концов все будет, конечно, так, как этого желал Верн, и он, Бэнни, оставаясь в Парадизе, будет только зря волновать и мучить своего отца.

Берти тоже принимала участие в заговоре. У нее были серьезные основания желать, чтобы Бэнни поехал в Нью-Йорк: они собирались на один из модных курортов, а оттуда на яхту Тельмы Норман, и ей очень не улыбалось, чтобы ее брат принимал участие в забастовке и, чего доброго, попал бы опять в газеты. И неужели он не хочет хоть раз подумать об отце и дать ему немного отдохнуть?

Этот последний довод был в достаточной степени серьезен, и Бэнни, который устал от всех этих разговоров, кончил тем, что дал свое согласие.

В Нью-Йорке их ждала на вокзале толпа, а другая еще большая толпа ждала у отеля, в котором им были оставлены комнаты. Ви засыпали цветами, репортеры не давали им проходу, умоляя назначить час для их интервьюирования.