Эптон Синклер - Нефть!

Но долго думать об этом Бэнни не понадобилось. Уже во время чтения этой записки внутренний голос говорил ему, что он этого ждал, что он знал, что это так будет. И как только миновал приступ острой, мучительной боли, сжавшей его сердце, он сел к столу и написал:

"Дорогая Ви! Мы были очень счастливы вместе, но я давно уже мучился сознанием того, что случится то, что случилось. Я не буду доказывать тебе правоту моих убеждений, не буду их защищать. Факт тот, что этих убеждений я изменить не могу так же точно, как ты не можешь изменить своих… Желаю тебе всякого счастья в жизни и надеюсь, что ты не сохранишь ко мне в душе горького чувства. Я, право, не могу поступить иначе. Если бы когда-нибудь я мог быть тебе чем-нибудь полезен, распоряжайся мной по своему усмотрению. Любящий тебя по-прежнему. Твой Бэнни".

Сидеть сложа руки и думать о своем горе Бэнни не мог: ему надо было торопиться к французским коммунистам и предложить заплатить что требовалось тому адвокату, которому будет поручено немедленно сделать все от него зависящее, чтобы узнать, что случилось с Полем. Но все эти шаги оказались, в сущности, лишними, так как на следующее утро об этой истории говорилось во всех газетах: американский агитатор-большевик был в сопровождении властей доставлен в Гавр и в тот же день на пароходе отправлен в Америку. Не принять к себе этого большевика американское правительство не могло, так как его появление на суде было обеспечено суммой в двадцать тысяч долларов. Но Бэнни так не доверял французским властям, что он для своего спокойствия послал запрос по беспроволочному телеграфу на пароход с оплаченным ответом и через несколько часов ответ этот был уже получен: "Еду в Парадиз".

А три дня спустя пришло известие от Ви, но не лично ему, Бэнни, оно было адресовано всему свету. Газеты Парижа, так же точно, как и газеты всех других столиц — Мадагаскара, Парагвая, Новой Земли, Тибета и Новой Гвинеи, объявляли о помолвке Виолы Трэсси, американской актрисы кино, с румынским принцем Мареску. Бракосочетание было назначено в главном соборе Бухареста в присутствии самой королевы Марии.

Так закончилась одна из глав в жизни Бэнни. Дверь, которая вела из его комнат в комнаты Ви, была теперь закрыта, заперта на ключ и задвинута мебелью. Но не было ничего, чем можно было бы заслонить воспоминания в душе "нефтяного принца". Да, ничто не в состоянии было изгнать из его сердца образа этой стройной, нежной Ви, такой подвижной, такой жизнерадостной, ничто не могло заслонить воспоминаний о тех восторгах, которые она ему дарила. Его душа была теперь также изувечена, как тела жертв белого террора, и причина этих увечий была одна и та же.

Бэнни был окружен теперь самым заботливым, предупредительным отношением к нему всех тех дам и девиц, с которыми он встречался в парижском обществе. Все они старались всякими способами обратить на себя его внимание. Все они знали о его романе с Ви и о том, что сердце его разбито, и хитрые мамаши внушали своим дочкам, что это был как раз самый подходящий момент, чтобы постараться поймать его в ловко расставленные сети. Бэнни постоянно приглашали на обеды, вечера, танцы, но он чаще всего бывал на митингах социалистов, а когда думал о молодых девушках, его фантазия уносила его туда, в Энджел-Сити. Руфь Аткинс была такая спокойная, добрая, нежная и вместе с тем такая мужественная. И она не оттолкнула своего брата за то, что тот сделался большевиком. А Рашель Менциес была так умна и энергична и так серьезно относилась к взятым на себя обязанностям. Она посылала ему четыре местные газеты с точностью календаря и сообщала ему всегда обо всем, что его только интересовало.

В начале сентября м-р Росс, войдя к Бэнни в комнату, сообщил ему новость, которая заставила его, когда он ее произносил, багрово покраснеть.

— Ты знаешь, сынок, я очень подружился с Элизой. У нас оказались общие интересы, и мы убедились в том, что можем оказывать друг другу поддержку в жизни.

— Это весьма возможно, папочка!

— Ну вот… И факт тот, что… Ты понимаешь, что я хочу сказать?.. Я столько времени пользовался твоей поддержкой, но теперь я больше тебя мучить уже не буду… дам тебе полную свободу… Дело в том, что я сделал Элизе предложение, и она согласилась.

— Я уже несколько времени ждал, что это так будет, папочка, и я уверен, что ты будешь счастлив.

М-р Росс вздохнул с облегчением. Может быть, он боялся какой-нибудь сцены вроде тех, которые устраивала Берти? И он поспешил прибавить:

— Я хотел сказать тебе, что мы с Элизой вместе обсуждали этот вопрос… Она очень тепло к тебе относится и уважает тебя за твои заботы обо мне и хочет, чтобы ты знал, что она выходит за меня замуж не ради моих денег.

— Я этого совсем не думаю, папочка.

— Да, ты не Берти. Ты знаешь, как она на все смотрит. Она очень мелочна и жадна, — я думаю, что это у нее от матери. И я не хочу ничего ей об этом говорить. Это ее не касается. Мы устроим самую тихую свадьбу, и Берти узнает об этом из газет. Теперь вот что я намерен сделать. Элиза говорит, что так как она не помогала мне наживать мои деньги и не желает, чтобы мои дети ее возненавидели, то она не хочет, чтобы на ее долю приходилось бы очень много, и мы с ней решили, что я сделаю духовное завещание, оставлю ей миллион, а все остальное — тебе и Берти. Элиза будет совершенно этим удовлетворена — этого ей хватит для ее дела, для той работы в области спиритизма, которой она так интересуется. Ты ее понимаешь?

— Разумеется, папочка, ведь я тоже занимаюсь пропагандой.

— Да, я знаю, сынок, и чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к заключению, что ты имеешь полное право поступать согласно своим идеям. И если я не вполне сочувствую твоей газете, то во всяком случае знаю, что это вполне честная газета и говорит то, что ты думаешь. Поэтому я теперь же дам тебе на миллион долларов акций "Консолидированного Росса", и ты можешь употребить эти деньги как тебе вздумается. Я надеюсь, что ты не последуешь примеру Поля, не сделаешься большевиком и не попадешь в тюрьму.

— Было бы чересчур трудно попасть в тюрьму, имея миллион долларов, папочка!

Старик улыбнулся. Медиум и духи не совсем еще вылили из него прежнюю закваску, и он начал говорить о том, что, разумеется, у них не будет столько денег, сколько он думал раньше. Вся эта история с правительством обойдется очень недешево. Конечно, он и Верн могли бы это возместить новыми заграничными предприятиями, но все это было гадательно, и он думает предоставить все это одному Верну.

— А где же ты думаешь поселиться с м-с… Элизой, папочка?

— Дело в том, что мы решили устроить… как бы тебе сказать?.. нечто вроде спиритического медового месяца. Прежде всего мы поедем в Вену к тому медиуму, о котором ты знаешь, а потом во Франкфурт — там тоже очень хороший медиум, знакомый Элизы. Дальнейшие наши планы будут находиться, разумеется, в зависимости также и от твоих. Может быть, ты вернешься в Калифорнию?