Эптон Синклер - Нефть!

— Едем вместе! — сказала она. — Садись ко мне. Скорей!

— Но у меня здесь своя машина, — ответил Бэнни.

— О, какое невежливое существо! — воскликнула она. — Немедленно же извольте исполнить то, что вам говорят, сэр! Слышите?!

Разумеется, Бэнни послушался и не стал протестовать, когда она прибавила:

— Он, кажется, боится, что у него украдут его старую грошовую машину!

"Старая грошовая машина" была очень ценным и самым новым экземпляром этого рода, приобретенным для сына м-ром Россом. Но разве стал бы он объяснять это Эвнике?

— Бэнни, — сказала она, — сегодня у отца с матерью приемный день. Целая куча народа. Тоска ужаснейшая!

— Ну, так что же ты думаешь делать? — участливо спросил Бэнни.

— Уехать куда-нибудь подальше покататься. А потом поужинать где-нибудь, где никого нет. Вдвоем. Ты и я.

Они отправились и, проездив около часа, стали подыматься на вершину одного из прибрежных холмов, где был небольшой ресторан. С его террасы открывался очаровательный вид на залив и скалистый извилистый берег. В Италии о таком виде кричали бы на всех перекрестках. Заняв маленький столик, они велели подать себе ужин и сначала весело болтали о школьных событиях, а потом Эвника рассказала Бэнни о своей жизни дома и о том, что кто-то написал ее матери письмо, в котором говорилось, что ее отец тратит кучу денег на какую-то женщину, и м-с Хойт страшно возмущало, что мужчины позволяют себе делать вещи, за которые им приходится потом платить. И для чего это им, собственно, нужно, — спрашивается?

Солнце спустилось за океан. Вдоль берега зажглись огни. Полный месяц поднялся над холмом.

— Нравлюсь я тебе хоть немножко, Бэнни? — спросила неожиданно Эвника и на утвердительный ответ юноши прибавила: — Так почему же в таком случае ты мне этого никогда не показывал?

— Потому, — ответил Бэнни, — что я до сих пор совершенно не знал, что ты из себя, в сущности, представляешь. Ты меня всегда только дразнила.

— Да, я знаю, Бэнни. Я скверное, отвратительное существо! Но дело в том, что я вела себя с тобой так для того, чтобы придать себе храбрости. Я тебя боялась, потому что ты такой серьезный, а я такая пустая трещотка, ничего, в сущности, не знаю… А так как мне не хотелось, чтобы ты об этом догадался, то я и старалась из себя что-то корчить!

Они оба рассмеялись, и после такого объяснения Бэнни почувствовал себя гораздо естественнее и проще и начал находить удовольствие в поездке.

Поужинав, они отправились дальше. Дорога шла теперь через полосу песков, прибрежных дюн и подымалась все выше и выше над спокойно дремавшими водами океана.

— О, как здесь красиво! — воскликнула Эвника, и, когда они доехали до более твердого грунта, она остановила автомобиль, вышла из него и, замкнув коробку скоростей, сказала своему спутнику: — Пойдем поближе к воде, Бэнни. Только прежде достань из заднего отделения ковер.

Бэнни достал ковер. Они разложили его на самом берегу, уселись и стали слушать мерный прибой океанских волн. Эвника закурила папиросу и принялась журить Бэнни за то, что он был, по ее словам, слишком большим скромником и не находил, по-видимому, никакого удовольствия в ее обществе.

В это время по дюнам проходил какой-то человек. Он оглянулся на них, и Эвника спросила Бэнни, есть ли у него с собой револьвер? Он ответил, что нет, и она сказала, что молодые люди должны всегда иметь при себе револьвер, когда отправляются на прогулку с любимыми ими девушками.

Бэнни совершенно не предполагал, чтобы это была такая именно прогулка, но, разумеется, не сказал этого Эвнике.

Он молча слушал, как его спутница рассказывала ему о бандитах, которые имели обыкновение нападать на влюбленные парочки, причем некоторые из них обращались с девушками страшно грубо. А что сделал бы Бэнни, если бы сейчас появился один из таких типов?

Бэнни ответил, что не знает, но что он, разумеется, стал бы защищать свою спутницу насколько хватило бы его сил.

— Но я вовсе не хочу, чтобы тебя убили! — сказала Эвника. — Довольно с меня нашего домашнего скандала. Пойдем лучше куда-нибудь подальше, Бэнни.

Бэнни взял ковер, и они отправились через дюны еще ближе к берегу, еще дальше от дороги и человеческого жилья. Там, на одной из небольших котловин среди дюн, на ровном мягком песке они опять разостлали свой ковер. Здесь уже никто не мог их увидеть. Он и были спрятаны ото всех любопытных глаз. Один только круглый желтый месяц смотрел на них с высоты. Но он уже миллион миллионов раз видал такие сцены и никогда никому о них не проговаривался.

Они сидели теперь совсем близко, почти прижавшись друг к другу, и Эвника, положив свою голову на плечо Бэнни, тихо прошептала:

— Любишь ли ты меня немножко, Бэнни?

На утвердительный ответ юноши Эвника сказала, что она ему не верит и убеждена, что он считает ее отвратительным навязчивым созданием.

— Иначе почему бы тебе не поцеловать меня сейчас, Бэнни? — спросила она.

Он начал ее целовать, но его поцелуи ее не удовлетворяли.

— Ты делаешь это точно по принуждению, — сказала она и шепнула совсем тихо: — Бэнни, мне кажется, что до сих пор ты не любил еще ни одной девушки… Правда?

Он молча наклонил голову.

— Недаром я всегда считала тебя таким странным мальчиком, — сказала она. — Но почему? Я не понимаю.

Бэнни ответил, что он сам хорошенько не знает — почему. Говоря это он дрожал с головы до ног; ничего подобного с ним никогда еще не бывало. Он был во власти самых разнообразных противоречивых ощущений и не знал, какому из них должен отдаться.

— Дай же мне научить тебя, Бэнни, — прошептала девушка.

Он не нашел в себе сил сразу ответить, она крепко прильнула к нему, и их губы слились в одном долгом поцелуе. Голова у него закружилась. Он был как в тумане и, не отдавая себе ясного отчета в том, что говорил, слабым голосом прошептал, что боится, что может случиться что-то такое, что принесет ей много забот и горя. Но она успокоила его, говоря, что он не должен об этом думать, что она не была наивной, глупой девочкой, прекрасно все знала и приняла все предосторожности…

Так совершилось вступление Бэнни в жизнь взрослого человека, в жизнь мужчины. Прошли дни счастливой невинности, когда он считал себя наверху блаженства, если мог сидеть рядом с Рози Тэнтор и держать ее руки в своих. Теперь у него было такое ощущение, точно он шел по узкому скользкому краю глубокой черной пропасти, в которой удовольствие и страдание так тесно переплетались, что отделить их было невозможно. Бэнни не на шутку был перепуган и той бурей ощущений, какая бушевала в его душе, и тем состоянием, в каком находилась лежавшая в его объятиях девушка. Точно в каком-то исступлении она то прижималась к нему, то отталкивала его, рыдая и смеясь в одно и то же время, требуя, чтобы Бэнни разделял ее экстаз, послушный ее воле — воле той, которая повелевала всем этим таинственным и жутким ритуалом.