Андрей Кучаев - Sex Around The Clock. Секс вокруг часов

Перед уходом он обронил:

– Вам чего-нибудь говорит название фирмы – «Дубровский»?

– «Дубровский»? Это из литературы. Пушкин, кажется. «Повести Белкина»?? Нет, ничего не говорит, – соврал я, зная, что признаваться не стоит. Он и так все знает.

Он выслушал меня иронически, потом хлопнул по плечу и припечатал:

– Советую держаться от них подальше. В ваших интересах. Лучше дайте нам знать, когда… у вас возникнут затруднения!

Он ушел, а я приготовился стать богатым.

Время пришло. Мой час пробил. С тех пор я богат. Они меня изредка пасут. В целях моей безопасности. Ребят из «Абдуллы» закатали капитально. А вот книжникам-международникам я отомстил уже после того, как освободился. Мне после тюрьмы и дурдома, действительно, дали вид на жительство, но не во Франции, а в Германии. Один фиг – накатил Шенген. Посыльный не обманул. Очень кстати – отомстить «серым» из «Интеркниги» – это и была генеральная мечта!

Для таких прибабахов здесь, за бугром меня ждала гора дел. Я только начал, и небо было за меня. Ведь раньше мои планы были грозными, но нереальными. Без денег человек мало что может. Мне надо было отомстить тому, кто меня выслал когда-то. Избавился от наивного дурачка, начитавшегося Фитцджеральда, чтобы не рисковать теплым местечком, на котором удобно было крысятничать. Тем, кто вышвырнул без зазрения совести, сожрав мою семгу, которую я солил сам! Съел и не попытался даже меня прикрыть! Сорвал ярлык VlPa с ручки моего жалкого чемодана!

Конечно, не в наклейках дело! Эти людишки, эти твари-интеркнижники вездесущи и живучи при любой власти. Париж, город-сказка и город-монстр, одинаково загадочный, прекрасный и ужасный в одно и то же время, интересовал их только как лавочка, где можно «замутить» «фуфловый», говоря их же словами, бизнес для сладенького существования своих семей, своих чад, которые вырастут и также будут сосать кровь из родной земли. Гроздья их присосками паразитов висят со времен татарщины, продаваясь с потрохами любому за любую плату.

Если они доползут до верхних этажей Русского терема, спастись от них не удастся. (А вдруг, как доползли?!) Гоголь предупреждал. Парадокс паразитов – высасывать до смерти тело, которое их же и кормит!

Я, пока их выслеживал, нагулялся по Парижу, открывая его для себя. Остров Ситэ, откуда началась Лютеция. «Ситэ» – город-государство. Город – гражданин мира.

Всякое государство начинается с тюрьмы и плахи, вот и это началось с Бастилии, которую срыли. Таким макаром закладывается всякое «гражданское общество», которого так жаждут на моей родине. Дождутся, думаю…

Город беспризорников-гаменов и бескрышников-клошаров. Бомжей.

Под мостом Мирабо всегда обитали клошары.

Город поэтов.

Город Бодлера. Безумного, проклятого всеми, проданного собственной матерью…

Монпарнас, Пасси… Пале Рояль, где безлюдеют чопорные покои выживших мумий – первых эмигрантов, родни баронов и адмиралов… Люксембургский Сад и парк Монсо, где няни прогуливают будущих пэров Франции… Монмартр, где жулики вытеснили богему в беретах под сиськами Сакре Кер…. Дворец Инвалидов, где не бьется сердце Наполеона-Бонапарта… Нотр Дам, с колокольни которого льет жидкий свинец Квазимодо – Энтони Квина… Где Фэб – Кларк Гейбл целует Джину Лоллобриджиду…

Это только вывески, за которыми в улицах и переулках так и не засыпала История, все еще лилась кровь, умирали за Веру и Ересь…

Я видел кресты на дверях гугенотов. Я видел гильотину в работе. Я видел эшафот и на нем Луи XVI – го, Маркиза де Сада, которого выносили с триумфом из ворот Бастилии, после того, как на пике пронесли голову растерзанного коменданта крепости-тюрьмы, казненного лишь потому, что де Сад крикнул: «Здесь убивают патритов!»

Весной вдоль тротуаров после дождя с Монмартра неслись разноцветные потоки. Это девушки-цветочницы красили цветы прямо на мостовой, воду они выливали тут же, в потоки нечистот и отбросов. Радужные реки благоухали весной, резедой, гнилью и абсентом, то есть лакрицей и любовью… Вольный перевод Хэма, «Праздник, который всегда с тобой»…

Он и был со мной. Не с этими гнидами! Я не отдам им свой праздник!

Еще пахло жареными каштанами и подгнившей водой Сены.

Все это текло с карандаша над блокнотом Хемингуэя, со шляпок «любительниц абсента» на полотнах Ма-Мо-нэ, Сезанна, Матисса и Писсаро. Утрилло увековечил тот угол, за которым пылает вечно Сердце Христово в сисястом соборе…

Запах парижских писсуаров в маленьких кафе… На улице их заменили стальные космические пеналы. Замуруйте меня в таком саркофаге, я не хочу домой, на Родину-мать, которая продала меня, как Бодлера!

Где-то в это время я получил известие о смерти матери.

Ее старая подруга суховато сообщила мне это известие и передала документы. Все газеты писали о финансовой катастрофе в России. Спешить мне было ни кчему. Квартиру мать приватизировала и записала на меня. Хотя кооператив, кажется, подал в суд.

«Разберусь!»

Пока же я говорил с Буниным, он мне признавался, что Алексей Толстой любил «Шабли» больше советской власти… В этом и было его «хождение» и его «мука»!

Я сидел в кафе рядом с Гертрудой Стайн и Фитцджеральдом… Играл в бильярд в «Куполе» или «Ротонде» с Маяковским… Мне читал стихи Аполлинер, когда мы гуляли в Булонском лесу. Рука его была на перевязи. Кому-то я положил цветы на Сен Женевьев Де Буа…

А на другом кладбище, Пер Ляшез, коммунары в недоумении опять дожидаются расстрела…

Москва не менее ужасный и не менее, может быть, прекрасный город, (мог бы быть!) но «интеркнижники» и прочая сволочь уже начали крысятничать и там и тут, подгрызать устои, намереваясь отнять у всех дивных городов их славу, прошлое, их тайны и тайны Красоты Мира… Кто защитит?

Вот я по-своему и выступил. В защиту той, моей Москвы – города юности, и ставшего моим Парижа, дальше я не простирал свои планы – хватит и этих двух городов…

С моими деньгами я мог жить в Париже, как «новый русский».

С деньгами я мог теперь поехать из Парижа в Москву и зажить там набобом, каку Золя. Или, скорее, как Дантес, не тот, зловещий, а тот, кто с детства любим в плаще Монте Кристо.

Но прежде я должен был уничтожить моего «должника», «книжника», ту гниду.

Я живо его нашел, любителя дармовой семги и бородинского.

Ребятки из «Интеркниги», сменив название, сохранили офис в Париже, занимаясь коммерцией по книжной линии. Они отошли под крыло куратора из хитрой конторы под названием «Дубровский». Этих новых деловых контор много открылось после реформ и послаблений на ведение дел совместно с иностранцами. То ли бизнес, то ли что. Имеющий голову да сообразит. Новый шеф этой организации переориентировал их, чтобы они приносили реальные деньги. Раньше все-таки это была непроизводительная нагрузка, предыдущий куратор спал и видел их высланными в Россию-матушку. Приехал совсем другой тип, опасный и сильный, со связями. Это я выяснил, подкупив приходящую уборщицу из «Интеркниги». От нее же я узнал, что у «Серого» на удивление клевая жена, что она его динамит, как хочет, и гуляет по-черному. Я от радости только руки потирал. Потому что, я чуял, что и это мне в масть, на руку это мне!