Игорь Сахновский - Заговор ангелов

«Где??»

Толстяк сделал неопределённое движение рукой в сторону дороги: «She’s gone». [36]

Это можно было понять так, что её увезли, допустим, на машине скорой помощи. Или так, что она ушла сама. Или так, что Дины уже нет в живых.

Больше ничего внятного он не услышал ни от немца, ни от полицейских, суетившихся на шоссе.

В Луксорском госпитале ему зашили рассечённую бровь, обработали рану на голове и наложили повязку. Здесь его навестили офицеры дорожной и туристической полиции, выслушали всё, что он сумел произнести, записали в блокноты внешние приметы Дины – пообещали искать. Слабо доверяя рвению местных сыщиков, он нанял таксиста и объездил медицинские заведения Луксора и Кены, куда могли и не могли быть доставлены жертвы катастрофы. Попытался наводить справки в моргах, но столкнулся с жёстким запретом на самостоятельный поиск тела. Единственное, что ему удалось выяснить: водитель микроавтобуса погиб, доставку трупа зарегистрировали в одном из моргов Кены. Сам этот факт внушил Арсению слабую надежду: логично было предположить, что в случае гибели Дины её привезли бы туда же, куда и водителя. Хотя араб в галабее, явно неживой, оставался в разбитой машине, когда Дины уже не было там.

Ни самому себе, ни тем более полиции он не мог объяснить одну дикую вещь, в которой, однако, не сомневался. Если Дина жива и вольна выбирать, куда идти, то первым делом она пойдёт точно не в город.

Он вернулся в гостиницу и стал ждать неизвестно чего.

Сиренево-красных лепестков во дворе стало втрое больше – они теперь как будто прилетали со всей округи, устилали балкон и вместе с горячим ветром врывались в комнату. Он заплакал, только когда нашёл в холодильнике непочатую бутылку с ледяной водой, которую сам же перед поездкой припас: как она, дурочка, тамбез воды?

Дважды в день он обивал порог местного полицейского управления и заставлял сонных стражей порядка звонить коллегам в Луксор. Отвечали ему всегда одинаково: «Ищут, пока не нашли».

В день обратного вылета он ждал её в аэропорту с самого утра. Ждал до конца регистрации на рейс, ждал после того, как закончилась посадка пассажиров, и ещё полчаса, когда самолёт уже был в небе.

Вконец измученный и ошалевший, он поймал такси и сказал шофёру:

– Едем в пустыню.

Египтянин дважды переспросил:

– Desert? Desert?..

Им понадобилось не слишком много времени, чтобы очутиться посреди смертельно чёрствого пейзажа. Гораздо дольше водитель изнывал потом в ожидании, пока странный русский то брёл куда-то вбок, то стоял, не шевелясь, под уходящим солнцем и смотрел в ту сторону, где тысячи лет было ровно не на что смотреть, кроме неба и земли.

В конце концов араб не выдержал, подошёл к пассажиру и тихо спросил:

– Are you a Christian?

Очевидно, уверенный в ответе, он приподнял рукав и с гордостью показал татуировку на запястье в виде маленького креста:

– I’m a Christian too! [37]

Как это нужно было понимать? Как спасительную подсказку? Или просто напоминание: ты не один.

Слишком безбожным и беспощадным было это место, выбранное для побега. Слишком жестока зависимость любящего от любимого существа.

Чтобы позволить себе уйти отсюда живым и невредимым, он должен был принять решение особого свойства. Насколько я теперь знаю, он его и принял.

Возвратившись в Москву, он забрал у друзей свою собаку и терпеливое невзрачное растение, оставленное Диной. Собственно, это всё, что от неё осталось, не считая колечка со своенравным камнем, который вечером притворялся аметистом, а днём – изумрудом.

Не подозревая ни о чём, спустя месяц я позвонил Арсению из Екатеринбурга, и он сразил меня известием: «Дины больше нет». Очень кратко, бесцветным голосом объяснил, что случилось в поездке.

Молчали невыносимо долго. Потом я сказал:

– Мы ведь не знаем точно, жива она или нет. Её не угадаешь. Может, ходит где-нибудь.

– Может, и ходит, только не на этом свете. Сейчас я уже так чувствую. Понимаешь, я больше не слышу её.

Перед тем положить трубку, он вдруг добавил, что хочет серьёзно поговорить, но разговор не телефонный; если я не возражаю, он приедет на день или два.

– Приезжай.

– Да, как только решусь.

На нашем с ним языке это означало: выговорить вслух – уже начать действовать.

Арсений приехал через полторы недели. И то, что он мне сказал, можно было воспринять как симптом чистого сумасшествия, если бы передо мной сидел посторонний, чужой человек.

Однако он не был для меня посторонним. Более того, я редко встречал людей, которые обладали бы настолько здравым и бескорыстным умом. Умных и проницательных, в общем, хватает, но эти ум и проницательность бывают до такой степени подчинены частным, конъюнктурным нуждам, что человек начинает примерять на себя любые понятия, как пальто в универмаге: мой фасон или не мой? Ему чудится, что он ловко управляет жизнью, на самом деле – манипулирует расхожими миражами.

Меня поражала способность Арсения видеть очень сложные вещи непредвзято и трезво. Он умел, как выразился один печальный завистник, не искать своего пива в чужом кофе.

Мы сидели в «Кофейне № 7» напротив вокзала. Мальчик-официант принёс два двойных эспрессо, налил коньяка и заткнул по моей просьбе сладостные хиты Евровидения.

Арсений начал издалека. Помню ли я тот разговор с Дороти о странных и страшных дырах в разных частях света?

Ещё бы я не помнил.

– Твоя рыжая англичанка оказалась недалека от истины.

– Откуда ты знаешь?

– Разведка донесла.

– Что именно?

– Они существуют на самом деле, эти дыры или провалы. Теорию пересказывать не буду, но свидетельств масса – от мифических до научных.

Я начинал с ужасом догадываться, куда он клонит, но молчал.

– Правда, о некоторых местах можно сказать «существуют» только условно. Мне удалось собрать информацию о пяти таких точках. Так вот, три из них давным-давно уже закрыты. А две – ты не поверишь – охраняются, как специальные объекты.

– В каком смысле «закрыты»?

– Застроены, закатаны в асфальт и бетон. Причём, насколько я знаю, они от этого не становятся менее опасными… Ладно, не будем о катастрофах. Значит, что у нас получается? Из пяти проверенных мест недоступны все пять.

Как только он заговорил о доступности, у меня уже не осталось никаких сомнений. Он заказал ещё коньяка.

– Но мы с тобой знаем как минимум одно место, которое точно доступно. Ты его сам видел. Если я правильно запомнил твой рассказ, это в Хэмпшире, Южная Англия.

– Правильно ты запомнил.

Я понимал, отговаривать его бесполезно.

– Скажи, ты на это идёшь из-за Дины?

– Да, из-за неё. И из-за себя тоже. Надеюсь, хоть ты меня в самоубийстве не обвинишь.

– Обвиню. Лучше бы я тебе вообще ничего не рассказывал ни про Хэмпшир, ни про тамошний «адский вход».