Дорис Лессинг - Марта Квест

— Давайте дернем, ребятки, пусть чертям станет тошно.

И во время следующего танца они «дернули». С криками и завываниями, притопывая и подскакивая, они схватились за руки и в бешеном темпе понеслись по комнате, подгоняемые оркестром, который все играл, играл, играл — казалось, пальцы музыкантов не знают отдыха, а улыбки их победоносны и исполнены сознания власти, ведь они — единственные человеческие существа в этом зале, и это по их воле дергаются и извиваются там, внизу, марионетки. Через плечо Пэрри Марта увидела Донавана: он танцевал, вихляя ногами, точно кукла на шарнирах, — руки и ноги его так и мелькали в воздухе, густые черные волосы прядями свисали на лицо, а улыбка говорила: «Это ужасно глупо, но я все-таки танцую, потому что так принято». Рут, тоже утратившая свою холодную сдержанность, прыгала в могучих объятиях Бинки, и лицо ее выражало терпеливое страдание. Марта вдруг поняла, что такое же нелепое страдальческое выражение написано и на ее лице, — ей все это не нравилось, она не могла этим наслаждаться. И как только заговорило жившее в ней здравомыслящее, беспристрастное существо, она, взглянув на Пэрри, вдруг поняла, что и он относится к этому так же, хотя и старается не выказывать своих истинных чувств. А с виду Пэрри пребывал в каком-то буйном трансе. Плечи его судорожно поднимались и опускались; он закатывал глаза, вращал ими, сверкая белками, и устремлял остекленелый взгляд в пол. Тело его дергалось, извивалось и раскачивалось, но все это было напускное — его ум в этом не участвовал: случайно перехватив взгляд голубых глаз Пэрри, когда он закатил их, Марта увидела, что исступление его чисто внешнее, оно не затрагивает его души, — это был взгляд бесстрастного наблюдателя, взирающего как бы со стороны на собственное безумие. «Глядите, какие все мы сумасшедшие», — казалось, говорил он. В то же время Пэрри не хотелось, чтобы за ним наблюдали: глаза Марты вдруг встретились с его глазами, и у обоих было такое ощущение, как у двух участников религиозной церемонии, которые вдруг увидели, что ни тот, ни другая не молятся, а подглядывают друг за другом, — оба были и смущены и раздосадованы подобным предательством. Марту душил смех, и она нервно расхохоталась, а Пэрри крепче прижал ее к себе, как бы говоря: «Успокойся», вслух же он сказал:

— Крошка, ты убиваешь меня, — и издал душераздирающий вздох, так что Марта снова рассмеялась.

Нет, не может она наслаждаться этим, как Рут. После первого танца — первого залихватского танца — она вернулась на веранду, где их компания заняла столик, предоставив Пэрри искать себе другую даму; тут она увидела Донавана, который сидел с Рут, — он уже обрел свой обычный спокойный и уравновешенный вид, а черные волосы его были, как всегда, тщательно прилизаны.

— Знаешь, дорогая Мэтти, — раздраженно заметил он, — эти оргии никак не отражаются на тебе. А волосы все-таки следует причесать — впрочем, дай-ка я это сделаю.

Но она причесалась сама — правда, весьма небрежно. А в зале тем временем продолжался топот; она прислушивалась к нему и с досадой и с сожалением: ведь она сама выключилась из общего веселья; зато теперь она может спокойно и бесстрастно сидеть и слушать, о чем болтают Рут с Донаваном.

Вдруг Донаван радостно завопил, и проходившая мимо молодая пара рассмеялась и направилась к нему. Женщина, маленькая, на редкость красивая черноглазая еврейка, была в узком полосатом шелковом платье; ее спутник, полная противоположность этой красивой, утонченной светской дамы, был типичным шотландцем, рослым и нескладным, с обветренным лицом и проницательными голубыми глазами.

Эта пара, видимо, не только «знала» Донавана, но была с ним в самых дружеских отношениях; мужчина и дама сели и заказали пива, не переставая, однако, утверждать, что им пора домой. Ее звали Стелла, его — Эндрю; они были женаты и очень довольны этим обстоятельством — все это Марта узнала еще прежде, чем прекратилась музыка и Пэрри подошел к ней. Он по привычке завздыхал, упрекая ее за то, что она его бросила, — это убьет его. Но Марта уже не в состоянии была поддерживать это ломанье. Рассмеявшись и глядя ему прямо в глаза, она заговорила с ним просто и естественно. О чем? Не это было важно — важен был ее тон, не могла она больше изображать из себя снисходительную мамашу. Пэрри смутился: он даже приподнялся, собираясь уйти, в глазах появилось выражение затравленного зверя, но затем он снова сел — Марта победила. Вот здорово! Она сумела приручить одного из матерых «волков» — главного приспешника Бинки, заставила его относиться к ней серьезно! По-видимому, это удивляло его самого. И когда Донаван и Рут, Стелла и Эндрю Мэтьюз поднялись и заявили, что они отправляются на квартиру к Мэтьюзам, Пэрри последовал за Мартой и, пересекая вместе с ней большой танцевальный зал, с комической гримасой крикнул огорченному Бинки:

— Эта крошка совсем прибрала меня к рукам, заарканила, теперь я человек конченый.

И они поехали: Марта и Пэрри устроились на заднем сиденье машины, а Рут — рядом с Донаваном, тем самым как бы закрепляя обмен партнерами.

Донаван и Рут слегка флиртовали, тогда как Пэрри даже не пытался взять Марту за руку. Большое тело атлета мягко покачивалось в такт движению машины, точно он вдруг обессилел, а голова, откинутая на спинку сиденья, подпрыгивала на выбоинах.

— Ой, крошка, что ты со мной делаешь? — жалобно заметил он, глядя на Марту.

Марта рассмеялась. А когда они подъехали к большому многоквартирному шестиэтажному дому, который знали все, ибо он был самым высоким в городе, Пэрри покорно вылез вслед за Мартой из машины, этакий ручной, смущенный «волк», и вся компания парами поднялась в квартиру Мэтьюзов.

Квартирка была светлая, уютная, со всеми удобствами. Маленькая гостиная с полосатыми занавесями и блеклыми коврами была обставлена легкой модной мебелью. Очутившись в такой комнате, обычно испытываешь облегчение — ведь когда входишь в незнакомый дом, невольно думаешь: «Какая там обстановка? Как мне придется себя вести?» В этой же комнате вам не навязывали ничьих личных вкусов, вы не чувствовали необходимости подлаживаться под кого-то. В такую квартиру входишь — где бы она ни была: в Африке, Англии или в любой другой стране — и сразу чувствуешь себя как дома, спокойно и хорошо. На нас и так, слава богу, лежит достаточно всяких обязанностей, и нам достаточно треплют нервы, чтобы мы еще задумывались над тем, кому принадлежит эта обстановка или эти ковры, кто ими пользуется, что это за люди и чего они от нас ждуг. Какое счастье иметь такую безликую современную квартиру — убежище странствующего поколения, которое понятия не имеет, куда оно стремится, и странствует налегке, готовое к любым неожиданностям.