Дорис Лессинг - Марта Квест

Машина, подскочив, свернула на проселочную дорогу. Во время засухи на ней толстым слоем лежала бурая пыль. А в период дождей она представляла собою полосу маслянистой красной грязи. Сейчас, после нескольких сухих дней, грязь подсохла и затвердела, образовав глубокие рытвины и колеи там, где проезжали фургоны. Городская машина начала фыркать и дребезжать.

— По этой дороге нельзя ехать так быстро, — сказала Марта, и это были ее первые слова за целых полчаса. Потом, волнуясь, добавила: — Знаешь, мне кажется, я должна была сказать тебе… — и умолкла: ведь это же предательство по отношению к родителям. У нее вдруг мелькнула мысль, что Дугласа может оттолкнуть их бедность, но, поскольку она теперь связана с ним, она стала бы презирать себя, если бы ее оттолкнула его бедность; да к тому же ее очень смущало это предательство, которое она собиралась совершить. Тем не менее, решив предоставить фактам говорить самим за себя, Марта докончила начатую мысль: —…о моем отце. Он, собственно говоря, не был ранен — вернее, был, но легко: пуля задела лишь кожные покровы — и все же… словом, война всецело завладела его воображением. Он ни о чем другом не думает, кроме войны и своих болезней, — пренебрежительно закончила она.

— Ну, Мэтти, я ведь женюсь на тебе, а не на твоем отце, — любезно заметил Дуглас, как и следовало ожидать от благовоспитанного молодого человека.

Марта взяла его руку. И, сжимая ее, попыталась почерпнуть в этом пожатии уверенность. Тут они добрались до поворота, откуда дорога шла дальше по краю большого поля.

— Ого, вот это — это уже неплохо, — одобрительно заметил Дуглас, сбавляя скорость.

Маис стоял высокий, зеленый, точно теплое зеленое море, по которому скользили золотистые блики, и, когда стебли сгибались под ветром, из медленно ползшей машины была видна просвечивающая между ними земля. Но Марта со страхом смотрела вперед — туда, где был дом. Однако деревья вздымались сейчас во всей своей пышной красе, они скрывали низенький домишко — видна была одна только соломенная крыша. «Главное — не давай себя запугать, не уступай», — подумала она. В таком воинственном настроении прибыли они на место.

Мистер и миссис Квест поджидали их перед домом. Мистер Квест улыбался как-то неопределенно. На лице миссис Квест застыла насильственная радушная улыбка, и при виде ее Марте сразу стало не по себе. В течение всего ее детства, училась ли она в школе или гостила у друзей, следом летели письма, ужасные письма, читая которые Марта восклицала: «Она сумасшедшая; нет, она положительно сумасшедшая». И сейчас она приехала домой, исполненная решимости противостоять одержимой женщине, писавшей ей эти письма, а увидела свою мать, смущенно улыбавшуюся ей, — и это была просто уставшая от жизни англичанка с печальными голубыми глазами. Марта, еще не успев выйти из машины, почувствовала знакомую беспомощность. Дуглас взглянул на нее, как бы говоря: «Ты явно преувеличивала», — но она лишь повела плечами и отвернулась.

Дуглас пожал руку мистеру Квесту и назвал его «сэром»; он хотел было пожать руку и миссис Квест, но она опередила его, нагнулась и поцеловала в щеку, приветливо улыбаясь застенчивой улыбкой.

— Наконец-то вы явились, сумасшедшие юнцы, — шутливо заметила она. — Рада вас видеть.

Мать поцеловала Марту, на которую, как всегда в таких случаях, точно столбняк нашел, а отец любезно осведомился у нее:

— Ну, как дела, дружок? — И тут же добавил: — Надеюсь, вы меня извините: сейчас как раз передают известия, я пойду на минутку в дом, послушаю.

— Ах, боже мой, — сказала миссис Квест. — Разве это можно пропустить!

Они прошли в гостиную и включили радио. Мистер и миссис Квест, наклонившись вперед, внимательно слушали слова диктора, повторявшего заверения Гитлера, что ни к каким завоеваниям в Европе он больше не стремится. Когда диктор перешел на крикет, миссис Квест выключила радио и с удовлетворением заявила, что теперь уж до войны недолго. Мистер Квест заметил, что если Чемберлен не послушается Черчилля, то война опять застанет Англию врасплох; впрочем, это не имеет значения, так как Англия в конечном счете всегда выигрывает.

Марта только что хотела раскрыть рот и вступить в ожесточенный спор, как вдруг заметила, что Дуглас вежливо соглашается со всем, что говорят ее родители. И она, укротив свой пыл, снова села на место и стала слушать: мистер Квест как раз говорил Дугласу о том, что, согласно предсказаниям, война должна начаться со дня на день, семь миллионов сложат свои кости под Иерусалимом, Масличная гора расколется надвое (взорванная, по всей вероятности, бомбой), и Господь явится народу, чтобы отделить верующих от неверующих. Тут его голос дрогнул, и, сердито глядя на Марту, он сообщил Дугласу — ведь тот может этого и не знать, — что Марта не только социалистка (это еще полбеды, поскольку социализм — болезнь возраста), но еще и атеистка.

Марта ждала, что Дуглас скажет — он-де тоже атеист, но он лишь поблагодарил мистера Квеста за интересную беседу и попросил разрешения как-нибудь взять у него несколько брошюрок почитать.

Немного успокоившись, Марта решила предоставить Дугласу самому налаживать отношения с ее родителями, хотя что-то в ней возмущалось тем, что он обращается с ее отцом как с малым ребенком. Потом она сказала себе, что отец действительно ребенок и Дуглас абсолютно прав. Эта мысль навела Марту на горькие размышления, и она с грустью посмотрела на отца, у которого был еще более отсутствующий вид, чем обычно. Он похудел и сильно поседел. Красивые черные глаза смотрели сердито и отчужденно из-под нависших седых бровей. «Неужели он мог так измениться за такой короткий срок?» — с удивлением подумала Марта. Или, живя с ним рядом, она просто не замечала, что он становится стариком? При этой мысли сердце ее болезненно сжалось. «Пустяки, — подумала она, — почти все его болезни — воображаемые. Люди живут многие годы с диабетом». Но именно потому, что она не могла примириться с тем, что отца ее скоро может не стать, она принялась убеждать себя, что ничем он не болен. И все-таки ей хотелось приласкать его, успокоить, однако мешало то, что приходилось все время быть настороже: в любую минуту могла начаться сцена. Волнуясь, следила она за матерью, но миссис Квест вскоре поднялась и заявила, что ей надо распорядиться насчет завтрака: новый бой такой болван, что даже стол накрыть не умеет, и она принуждена все делать сама. Мистер Квест, кончив длинное рассуждение о том, что Россия — это антихрист, а потому война не начнется до тех пор, пока не произойдет новой перегруппировки сил, вдруг заметил:

— Я хотел вам кое-что сказать. — Он опасливо поглядел через плечо, не идет ли жена. — Я не мог говорить в присутствии твоей матери, она… ну, словом, она неспособна это понять. — Он смолк, глядя в землю, затем продолжал, точно и не было паузы: — Я надеюсь, вы женитесь не потому, что вынуждены это сделать? Мэтти не попала в беду? — И он смущенно посмотрел на молчавшую пару, а его болезненно-нежное белое лицо залила краска.