Игорь Зотов - Аут. Роман воспитания

Он уткнулся носом в ее мягкую грудь. Пахло от нее дешево, но запах дешевого порока возбудил его почти до исступления.

– Стоп-стоп-стоп! Гондон надень, без гондона не буду… – едва успела сказать она.

Утром, еще девяти не было, Харон Харонович приехал, как обещал. Втроем погрузились в раздолбанную и очень грязную машину. Харон Харонович кружил какими-то одному ему знакомыми проселками, пару раз они чуть не застряли, а затем выехали на Ленинградское шоссе и поехали в сторону Москвы. В Химках высадили жрицу любви, развернулись и снова поехали непонятными тропами. Наконец остановились на неширокой, но с хорошим асфальтом дороге – Харону Хароновичу приспичило помочиться. Он вышел, позвал Алексея. Отошли в прозрачный сырой лесок, встали возле березки.

– Вот теперь смотри внимательно, – вдруг сказал Харон Харонович, застегивая молнию на брюках. – Там, где машина, рядом, метрах в двадцати, если назад идти, лежит труба под дорогой, ручеек там, что ли… Очень удобное местечко. Хорошо, ты худой, как раз пролезешь…

– Куда?

– Куда-куда! В трубу. Сейчас достанешь из багажника сумку и сразу схоронишься в канаве. Я отъеду – вон туда. Как только дам знак – рукой махну, – лезь в трубу и ставь там сумку, ровно посередине. Учти, она тяжелая – это взрывчатка. К ней присоединен шнур, его возьми с собой, разматывай, слишком не торопись, смотри, чтобы тебя с дороги не засекли. В канаву ляг и следи за мной. Как только рукой опять махну – тащи шнур вон туда… – Харон показал в лес, на небольшой холм метрах в ста от дороги. – Пойдем, я покажу. Я бы с пейджера сделал, но черт его знает, вдруг не возьмет сигнал! Вот и приходится по-дедовски, а? Ха-ха-ха!

Они дошли до холма, поросшего молодыми березками, на вершине – старая сосна. Оттуда хорошо просматривалась дорога, она изгибалась как раз в том месте, где под ней проходила труба. Машины, идущие к повороту, были видны издалека, дорога спускалась, поворачивала и дальше шла к селу с белой церковью вдалеке.

– Вот ляжешь здесь, за сосной. Гляди внимательно, они появятся в семь тридцать, в крайнем случае в семь сорок пять. Он на теннис спешит утром, а теннис у него – в девять, в Москве. Я здесь уже раз десять был, дежурил, так сказать… Если не произойдет ничего экстраординэ (Харон смачно програссировал это словцо), он спустится оттуда в половине восьмого. Теперь запомни – провода замкнешь не раньше и не позже, чем машина будет вон там, напротив сосны, если глядеть отсюда. Не раньше и не позже, иначе – без толку. Там будут две машины – та, что пониже, мерседес, едет впереди – он в ней. А сзади повыше гелендваген, это сопровождение. Понял?

– А кто он? – наконец спросил Алексей.

– Потом узнаешь, – загадочно, но твердо ответил Харон Харонович. – Скажу только, что это враг. Враг России. Ворует народные деньги. Народ его ненавидит, не сомневайся. Если у тебя получится – станешь народным героем. Сперва тайным, конечно, ха-ха-ха! – и Харон Харонович от души хлопнул Алексея по плечу. – Погоди, мы с тобой до самых вершин доберемся, нам бы начать… – Харон Харонович достал из кармана куртки два яблока, румяных, удивительно похожих на него самого. Одно протянул Алексею, сам откусил большой кусок, смачно захрустел, сок заструился по подбородку. – Теперь слушай дальше. Самое главное – как уходить. На все про все у тебя десять минут, не больше. Потом менты приедут свирепые, не уйдешь. Знай – как только замкнешь проводки, ничего не жди, не рассматривай, что да как, – беги вон туда, там тропинка, видишь? Смотри, чтобы по ней никто не шел, беги да посматривай. Хотя я проверил – в это время по ней никто не ходит, но береженого, как говорится, бог…

Они вернулись к машине, поехали в село. На площади Харон Харонович достал из багажника два спиннинга. Зашли в магазин, купили продуктов, зашли в другой, поглазели на хозяйственную всячину. Вышли, спустились проулком к реке, перешли мост, пошли по тропинке через поле – два рыбака ни дать ни взять.

– Вот эта тропинка, ты как раз по ней спустишься от сосны. Но пойдешь не в село, а вот так, вот так, – Харон Харонович объяснял скупо, без лишних подробностей, справедливо полагая, что подробности только запутают Алексея. – Идешь спокойно, удочка на плече, типа рыбак. Понял?

Прошли еще с полкилометра и вышли к глухому забору, за которым виднелось фабричное строение. Обогнули забор, ворота на фабрику остались справа, а перед ними начиналась улица: сперва несколько деревянных домов, потом – пятиэтажки. В начале улицы автобусная остановка.

– Ровно в восемь десять отсюда уходит автобус, – пояснил Харон Харонович. – Вот тебе деньги, двадцать рублей дашь кондуктору. Выйдешь не на следующей, а через одну остановку. Там будет магазин «Аделаида». Я буду ждать около него. Понял? Повтори.

Алексей повторил все в точности, Харон Харонович, довольный, кивнул.

– Теперь возвращаемся, возьмешь сумку, будешь ждать моего сигнала, как договорились.

Вернулись к машине, Харон Харонович достал из багажника сумку, не очень большую, поставил на заднее сиденье, Алексея посадил туда же. Приехали на «место». Остановились. Харон Харонович пережидал, пока шоссе не опустеет. Протянул Алексею тряпичные перчатки:

– Надень на всякий случай. И завтра тоже в них будь.

Наконец последняя машина исчезла за поворотом, и Харон Харонович скомандовал: «Давай! Следи за мной! Ни пуха!» Алексей выпрыгнул из машины, схватил сумку – очень тяжелая, – нырнул в канаву. Воды по колено, грязь и тина. Затаился. Приключение ему нравилось. Харон Харонович медленно поехал, остановился на самом верху, развернулся, встал на обочине.

В это время мимо прогромыхал трактор, Алексей вжался в тину, ему показалось, что тракторист из высокой кабины увидел его. Высунулся, но тракторист не оглянулся – кажется, не заметил. Ждать, ждать.

Когда трактор поравнялся с машиной, Харон Харонович дал сигнал. Алексей побежал, проваливаясь чуть не по пояс в жидкую грязь, прижимая сумку к груди. Вот труба, диаметром полметра, не больше, из нее тонкой струйкой течет коричневая водица.

Он лезет, лезет, толкает сумку перед собой, весь в грязи, в иле. Кажется, это середина – стоп.

Ставит сумку, расстегивает молнию, нащупывает катушку со шнуром, берет ее обеими руками и пятится.

Валится в канаву. Встает, смотрит на дорогу – машин нет, и харонхароновической тоже. Это немного сбивает с толку, он забыл, как именно инструктировал его Харон Харонович: что делать, когда он вылезет, – ждать или ползти на холм?

Снова зашумели машины, он вжимается в канаву, ему холодно, ему грязно, ему сладко.

Вот опять пусто на дороге, он выбирается из канавы и ползет, ползет, разматывая шнур – как в военных фильмах. Вот он уже в лесу, ползет между деревьями, хотя вполне можно уже и встать. Встает. До холма идет в полный рост, зная, что с дороги его не разглядеть. У заветной сосны падает без сил. Лежит, смотрит в серое небо – дождь вот-вот начнется снова. Что-то подсказывает ему, что надо проверить, насколько надежно лежит шнур. Он встает и идет, притаптывая его, забрасывая сверху прелой листвой. Все, кажется, в порядке. Глядит на дорогу – машина дожидается его метрах в пятидесяти впереди, ближе к селу.