Олег Рой - Нелепая привычка жить

– Как пахнет! – восхитился Виталий. – Это что же такое?

– Мясо по-французски… Передавайте сюда грязные тарелки, я вам сейчас другие дам.

– Наташа, вы с ума сошли! – вяло протестовала Лана. – Свинина, картошка, сыр, да еще столько масла… Это же смерть фигуре!

– Зато какая клевая смерть, – хихикала Долька. – От обжорства! М-м-м, вкуснятина!

– Это не масло, это майонез, – успокаивала Наташа.

– Тем более! – ахала Лана. – Разве можно такое есть?

– А вы и не ешьте, вы только кусочек попробуйте, – увещевал Коллуэй.

Наташа, не слушая возражений, уже наполняла для нее тарелку. Лана попробовала раз, другой и уже не могла остановиться.

«Я счастлив, – вдруг с удивлением признался себе Виталий. – Я в гостях у друзей, в уютном и приятном доме. Сижу за вкусным столом, а рядом – моя любимая семья. И мне ничего больше в жизни не надо!»

После горячего был еще десерт, потом чай с тортом, к которому уже никто не притронулся, даже Джо. Все в буквальном смысле слова отвалились от стола, кое-как расползлись по диванам и креслам, откинулись на спинки и, тяжело дыша, лениво слушали, как вернувшаяся с очередного перекура Долька рассуждает об оптимистах и пессимистах.

– Нам в институте говорили, что есть такая теория – если человек родится ночью, то он будет пессимистом, а если при солнечном свете – то оптимистом.

– Я родился шестого августа. – Джозеф, как всегда, примерил все на себя.

– А во сколько? Сколько времени было?

– Полдень.

– Ну, так оно и есть! Ты типичный оптимист, дружище, – хохотнул Малахов.

– А я в шесть вечера, – пожала плечами Лана.

– Значит, ты ближе к пессимистам, – поддержал игру Виталий. – Ты же декабрьская, а в декабре в это время уже всегда темно. И Долька у нас получается махровым пессимистом, да?

– Ну да, я в три часа ночи родилась. С тех пор ночь – мое любимое время… Вит, а ты во сколько?

– Понятия не имею, – пожал плечами Малахов. – А теперь и спросить не у кого…

– С нашей коровой та же история, – вздохнула Наташа. – Да моя мамка небось, и пока жива была, таких вещей не помнила. Мало ли у нее забот было…

– Почему ты сказала – корова? – не понял Коллуэй.

– Ну, это такое выражение, значит, у меня или у нас все то же самое, – объяснили ему.

– А-а, – закивал головой американец. – А я подумал, что вы вспоминаете деревню, где родились.

– Мы с Виталькой в разных деревнях родились. – Наташа лениво отщипнула виноградину, съела ее, сплюнула в ладошку косточки. – Ты ведь калужский, да?

Малахов кивнул, слегка польщенный тем, что она это помнит.

– А я с Волоколамской области… – задумчиво продолжала хозяйка. – Сто тринадцать верст от Москвы. Отец мой, Николай Петрович, лесничим был…

– Круто! – восхитилась Долька. – Настоящий лесник? Вы прямо так и жили – в глуши, в сторожке?

– Прямо так и жили, – кивнула Наташа. – В избушке посреди леса.

– Офигеть! – Долька смачно хрустнула грушей.

– Офигеть, – согласилась Наташа. – До ближайшей деревни минут сорок идти через лес. А в школу я в Матренино ходила, это и вовсе часа два… Зато места у нас там дивные! Лес, ручьи, птицы поют, зверь бегает… Красота!

Она потянулась было за новой виноградиной, да раздумала. Облокотилась на стол, подперла рукой щеку, взгляд затуманился.

Джо по-хозяйски обнял ее за плечи:

– Не вешай носом, Наташа!

– Не буду! – улыбнулась она, забыв поправить его ошибку. – Дом просто вспомнила, давно там не была, уж года два, наверное…

– Так давайте съездим! – оживился вдруг Коллуэй. – Все вместе! – Эта идея, похоже, так увлекла его, что он даже с дивана привстал.

– Я с таким набитым пузом не то что до Волоколамска – до Маяковки не доеду! – шутливо простонал Виталий, гладя себя по животу.

– Хорошо, мы поедем завтра! – бодро отвечал американец.

– Джозик, угомонись, – ласково погладила его подруга. Но Коллуэя уже было не унять.

– Я хочу видеть твое родовое поместье! – заявил он. Малахов расхохотался, Наташа и Долька так и покатились со смеху, даже Лана позволила себе хихикнуть.

Лицо Джозефа сделалось совсем красным от обиды.

– Почему все вы смеетесь? – недовольно спросил он.

– Джозик, миленький, ну какое там родовое поместье, – отвечала ему, чуть успокоившись, Наташа. – Поместье – это когда усадьба большая и земли собственные кругом. А у нас так… Избушка на курьих ножках.

– Я хочу посмотреть избушку, – уперся Коллуэй.

– Ну, что ты так горячишься, – улыбнулся Виталий. – Хочешь – значит, съездите как-нибудь.

– Не съездите, а съездим, – упрямо возразил ему партнер. – Я хочу поехать со всеми вами. И не как-нибудь, а завтра.

– А почему бы и нет? – вдруг поддержала его Наташа. – Вон какая погода стоит – совсем уже весна! Шашлыков с собой возьмем, пикник устроим. Там и мангал есть, и все остальное… Можно даже с ночевкой.

– Решено – завтра едем! – радостно заключил Джо.

– Завтра я не могу, – вяло запротестовала Лана.

– Значит, послезавтра, – заявил техасец тоном, не терпящим возражений.

Если уж Джозефу приходила в голову какая-то идея, спорить с ним было бесполезно. Коллуэй был из тех людей, про которых Аркаша Лошманов, помощник Виталия, говорил: «Им проще отдаться, чем объяснить, что ты их не хочешь».

Малахов посмотрел на девушек. Лицо Наташи светилось от радостного предвкушения. Долькины глаза-виноградины улыбались. Лана еле заметно пожала плечами.

– Ну хорошо, – кивнул Виталий. – Уговорил.

Джозеф радостно потер руки:

– Ну, а теперь партейку в шашки! Да, Вит?

С утра в понедельник все, как и положено, шло кувырком. Лана, накануне провалявшись с мигренью, – проспала, встала в дурном настроении и мучительно долго готовилась к поездке, что разозлило Малахова. Его вообще выводили из себя женские сборы, тянущиеся часами вне зависимости от того, что ждет впереди – двухнедельный вояж в другую страну или поход в булочную на соседней улице. В любом случае надо долго плескаться в ванной, затем еще дольше одеваться, потом причесываться и укладывать волосы, потом делать макияж и собирать сумочку… И в последний момент всегда выясняется, что одежда не годится, а в сумочке недостает самого необходимого. Так было и сегодня. Лана была недовольна абсолютно всем – плохо выглядела, волосы не лежали, джинсы сидели неудачно и в довершение всех бед пропали духи.

– Я точно помню, что, когда мы ходили к Джозефу, я положила их вот сюда, в карман сумочки, – сокрушалась супруга. – А сейчас их нет.

– О господи, Лана, но зачем тебе духи сегодня? Мы же едем в лес.

– Как ты не понимаешь! Я не могу выйти из дому, не приведя себя в порядок!

– Ну подушись какими-нибудь другими!