Марта Кетро - Справочник по уходу и возвращению

И он сразу пошел и купил новую – вот так, просто, без всяких больших букв, купил ее и усилия двух мужчин по доставке и установке.

Я не спала всю ночь. Изредка, забываясь, видела в полубреду, как мы, голые, мечемся по кухне, а у дверей стоят грузчики и требуют выкинуть всю мебель немедленно, чтобы они могли внести плиту. У меня, конечно, несколько повышен уровень тревожности, но не на ровном месте. Я живу с человеком, который никогда не надевает дома ничего, кроме парео вокруг чресл. И когда бы вы ни пришли к нам (даже предварительно предупредив о визите), вам откроют не раньше, чем через пять—семь минут.

Недавно, например, заказали мы чехольчик в Интернет-магазине. Курьер планировался на 14 часов, поэтому я завела будильник на полвторого – просто люблю, когда меня будят Брамсом, а не в дверь. Проснулась, а честный муж уже на ногах, но все еще в юбке. «Штаны не забудь», – говорю и отползаю в соседнюю комнату, чтобы вполглаза досмотреть сон игривого содержания. И когда дверной звонок орет, я почти не испытываю стресса, потому что день все-таки начинался с Брамса. Но стресс приходит позже, при прослушивании саунд-трека:

тяжелый топот босых ног;

щелчок замка;

– Ой, извините, я не одет!

щелчок замка;

тяжелый частый топот, прыжок на одной ноге, потом на другой;

щелчок замка;

и женский вопль:

– Кооотик! Какой же ты красивый!

В принципе, он ничего. Особенно с утра. Но мы заказывали красный чехольчик для моего мобильного, а не для всей этой утренней красоты под парео.

Конечно, не ужас-ужас – ну, женщина-курьер, ну, кошек любит. Но с тех пор я непокойна.

И поэтому вчера поговорила с мужем мягко, но твердо: в десять утра придут эти люди с плитой. Пожалуйста, заранее освободи им фронт работ. А штаны, наоборот, надень.

Он поклялся и завел будильник на девять. Я тоже завела, но, см. выше, не спала всю ночь. Только утром, когда он встал и отправился на кухню, я успокоилась. Второй раз проснулась в половине одиннадцатого, в тихом и темном доме.

– О, – сказал мой муж, – ты так сладко спала, я не хотел тебе мешать. А эти люди должны позвонить за час до прихода. Я запросто успею вынести из кухни один стол, передвинуть другой и снять со стены тот шкафчик, который у газового крана.

Слово «кран» он уже произносил под настойчивый звонок. В дверь.

Это боженька меня наказывает за любовь к рондо, за красиво закольцованные сюжеты. Ну да:

тяжелый топот босых ног;

щелчок замка;

– Ой, извините, я не одет!

щелчок замка;

тяжелый частый топот, прыжок на одной ноге, потом на другой;

щелчок замка…

Но в честь Пасхи обошлись без женского визга.

И вообще, все случилось так просто, те несколько восклицаний и смешков, что были ими произведены, так не соответствовали моим представлениям о терминологии грузчиков, что естественный утренний рефрен, звучавший в моей голове – «твой кролик написáл, твой кролик написáл», [5]– утих и сменился приведенным парафразом Набокова.

Нет, серьезно – почти не нарушив топографию кухни (ну сняли шкафчик, да, стол чуть сдвинули), эти люди установили плиту за полчаса – и то потому, что муж им помогал, а так бы справились за 20 минут.

И вот она, прекрасная, как белый слоненок, потребовала новой посуды. Мне сказали, что это нужно в «Ашан».

Я знаю, у нас тут маршрутка, поэтому надела короткое платье с карманами и пошла. Помойку обогнула по широкой дуге, опасаясь, что старая плита увидит меня, затоскует и вернется под дверь.

Боюсь наземного транспорта (но, повторяю, уровень тревожности у меня повышен лишь слегка) и вообще не люблю, когда меня завозят так далеко, что домой своими ногами не вернуться. Поэтому по мере удаления от «Щуки» я заволновалась: билась, как кошечка в переноске, боялась пропустить нужную остановку. Добрая женщина, стараясь не чесать меня между ушей, приговаривала: «Ничего-ничего, «Ашан» вы сразу узнаете».

Да, ошибиться невозможно.

Они все больны, весь этот мир болен. Да, у меня немного повы… ну, вы знаете. Но эти огромные красные буквы, огромная парковка, огромный и ужасный эскалатор без ступеней, огромный торговый зал и, вы не поверите, ОГРОМНЫЕ полки. В два человеческих, в три моих, роста. Забитые предметами, которые вопят: «Посмотри на нас!» Купи-купи-купи. Цветовые пятна. Пластмасса, пластмасса. Деньги, которые будут на это потрачены. Материалы и человеко-часы, которые уже были на это потрачены… Да, я начинаю понимать унылых экологов, когда смотрю на бессмертный мусор, в который превращаются живой труд, живые деньги, живые ресурсы.

Ну и вообще, мне нехорошо, когда всего много и все мелькает. Нет, я не эпилептик. Но не обмочилась только потому, что обильно потела от ужаса.

«Кастрюля, – сказала я себе, – кастрюля и сковородка. И чайник. И ковшик с крышкой, и еще одна сковородка. Твой кролик написáл, но маленький белый слоненок хочет новую посуду». Ну и как-то тихонечко взяла себя в руки и, стараясь не смотреть вверх и вдаль, пошла.

Немножко потеряла самообладание под конец, в книжном отделе. Вроде ничего шокирующего, но внезапно понимаешь, что уже десять минут пялишься на плакат, отчего-то не читая надпись. Потом буквы и цифры складываются в обыкновенную фразу «Cosmo-мини, 60 р. 59 к.», нижняя челюсть, утратившая было волю, возвращается на место. Ну и чувствительная ты, детка. Не на чем зависать, не из-за чего меняться в лице, просто именно эта информация переполнила чашку (сама черная, изнутри зеленая, называется «бульонница Эфиопия»). Сглотни накопившуюся слюну, перезагрузись и двигай в кассу.

В целом, все прошло неплохо. Когда я на этом их эскалаторе без ступеней, ведущем вниз, не упустила нагруженную тележку (ах, как соблазнительно было въехать под колени впередистоящему), почувствовала себя ловкой и бодрой. Если не стошнит в маршрутке, день удался.

Не стошнило.

Когда я выносила на помойку старую посуду, плиты там уже не было. Ничего нельзя оставить, а. Но я только порадовалась за нее – так быстро пристроилась! И вот, когда заходящее солнце напоследок погладило березу, гаражи, теплые мусорные баки и позвякивающий в полете пакет, – меня и посетило нехитрое счастье человека, выбросившего пятилитровую кастрюлю.

У моего мужа не только золотое сердце, но и железный желудок – другой бы со мной не выжил. Поэтому я его особенно ценю. Люди, которые умеют есть то, что я умею готовить, заслуживают занесения в Красную Книгу: встречаются редко, и поголовье их не прирастает, потому что размножаться после моих ужинов они точно не могут – ни сил, ни задора на это дело не остается.