Андрей Донцов - The офис

– Кем вы работаете, что такой любопытный?

– Я зарабатываю бешеные деньги. Я – учитель истории. Вы же догадываетесь, сколько в Москве зарабатывают учителя. Рассказать вам об этом?

– Не надо, а то я расстроюсь и перестану работать.

– А вам и не надо будет работать, если выйдете замуж за учителя. Я все равно расскажу – только это все тайна: доходы, сами понимаете, тайные, нетрудовые практически…

Она и не думала об учителях, врачах, музыкантах, которых тоже в Москве было немало. Работа в офисе начисто вычеркнула из ее жизни эти категории людей. А ведь они тоже здесь жили, в этом городе. И они так не были похожи на обитающих в офисах тупиц, пафосных перед ровней, заискивающих перед руководством, пошлых в курилках, говорящих о работе и поливающих грязью начальство на свиданиях.

«Вот ведь, наверное, с кем можно посетить Центральный дом художника и какую-нибудь выставку на винзаводе, – подумала она и грустно поправила саму себя: – Можно было бы».

Какое дурацкое сочетание слов – можно было бы.

Такое характерное для Москвы.

Можно было бы купить квартиру, можно было бы повстречать мужчину, интересующегося чем-то кроме размера женских сисек и футбола, можно было бы найти достаточно адекватного и деликатного начальника – но в целом: можно было бы обо всем этом особо сильно и часто и не мечтать.

Она взяла его телефон и думала теперь, как глупо звонить ему с вокзала, зная, что он еще в больнице. Как глупо все, что случилось с ней в Москве.

Встретиться с преемницей ей не удалось. Но она хорошо представляла, как выглядела новая секретарша.

Ей уже не хотелось, как раньше, кого-то предупреждать, звонить, разыскивать. Мешать директору в его странных забавах. Было ли это какой-то мужской забавой или действительно он испытывал комплексы, связанные со школой и с учительницей. Насколько они были важными в его жизни или все-таки это просто глупое баловство.

Столько всего произошло с ней за последнее время. И теперь ее мысли занимал сохраненный в записной книжке номер телефона. Впервые за все время пребывания в Москве, да и за все годы ее жизни, телефон, по которому ей не терпелось позвонить. Чтобы услышать его шутки, его подколки, за которыми стоял добрый и ироничный человек, любящий свою немодную профессию и уважающий в людях что-то кроме денег.

Эта идиотская надпись про яйца на факсе… Интересно, она уже накарябана маркером на офисной доске? Теперь-то она поняла, кто ее написал. Она думала, что это бунт секретарши-предшественницы, а это была его нехитрая установка…

Смех, да и только. Га-га-га! Вот так вот по-московски.

Поезд через четыре часа. Она вдруг почувствовала, что если сейчас покинет Москву, то больше никогда не вернется. Она обманывала себя словами про «необходимость немного перевести дух на родине», «про набраться сил и сразу назад». Это был самообман. Никакого назад не будет.

Второй раз в Москву не соберешься. Ее засосет возможность посещать после работы кружки и различные курсы, заходить из одних гостей в другие, жаловаться и нудеть про недоразвитый рынок работы, читать на ночь книжки, не засыпая на третьем абзаце второй страницы, – и прочие тихие провинциальные прелести.

Это будет называться ее родной знакомой жизнью, но в глубине души всегда будет жить чувство разочарования собой. Подростковое чувство горечи за поражение в придуманной самим собой игре.

Она проговаривала про себя текст: «Привет, Виталий. Вы все еще в больнице? Это Оля. Помните? У меня к вам не очень деликатная просьба: я не могла бы у вас остановиться… на несколько дней… Пока не подберу квартиру…»

«Очень своеобразный город Москва, – злилась Ольга. – Можно прожить в нем больше года, и в случае чего не у кого попроситься на ночлег. Очень глубокий уровень человеческих отношений!»

– Алле. Это Виталий. Как дела?

– Собираюсь… на вокзал…

– Уезжаете? Сдаетесь и оставляете столицу непокоренной?

– Хотелось бы остаться…

– Ну так ты можешь попросить меня о чем-нибудь…

– Я не понимаю о чем вы, Виталий…

– Да ладно, брось. Если надо – попроси…

– А это будет удобно?

– Ну же, Ольга, перестань стесняться. Ход истории поворачивают волевые поступки. К черту деликатность!

– Не могла бы я…

– Да!

– Что?

– Да, могла!

Андрей уговаривал инструктора в конце каждого месяца. Он говорил, что работает в международной компании, показывал визитную карточку, а в последний раз даже притащил справку с места работы. Да, в этой компании возможны проволочки, но там не кинут. И тогда он сразу рассчитается с инструктором. Обязательно рассчитается.

Лишь бы сейчас допустили ребенка до участия в чемпионате. Его двенадцатилетнюю Машу. Его малышку, которая столько отдала своих детских сил, пролила столько детского пота, проявляла такое недетское терпение и мужество на тренировках. Ей нужен этот чемпионат!

Она два года в Москве и не разу не была в зоопарке. Она два года в Москве и только один раз была в театре, в кукольном вместе с классом.

Они с женой ни разу не ходили в кино. Их ребенок рос и только из рассказов одноклассников знал, кто такие Гарри Поттер и Гермиона Рейджер, и мать с отцом убеждали дочь, что скоро все фильмы про Гарри покажут по первому или второму каналу телевизора.

В их семье никто не питался в ресторанах или кафе. Зато у их дочери было пять тренировок в неделю по большому теннису и два занятия плаванием в бассейне. Всегда самые свежие фрукты и плов со свежими овощами.

Его жена работала уборщицей в двух конторах. Он, помимо основной работы, ходил на подработки. У жены был более свободный график, и она могла подстраиваться под распорядок дня Маши, под график ее тренировок, который, в свою очередь, зависел от инструктора.

Они жили в однушке, и Машин уголок был отгорожен шкафом. Они не жаловались бы ни на что: их жизнь в Узбекистане не была значительно лучше ни с точки зрения количества метров на душу населения, ни с точки зрения криминальной безопасности. Ну и что из того, что там не было скинхедов? Спускавшиеся в города из своих аулов в грязных спортивных штанах батыры, промышлявшие всем подряд, чтобы найти деньги на порцию наркоты, ничем не милее и не волосатее.

Она – жизнь – была там лучше лишь присутствием родителей, родственников, друзей.

Но в ней имелся один существенный минус. Очень существенный. Они с женой верили в теннисный талант своего ребенка. Но Андрей был уверен, что, даже став со временем чемпионкой Узбекистана, его дочь не сможет добиться ничего серьезного на международной арене.