Александр Проханов - Среди пуль

– Ну как? – спросил Каретный сочувствующе. – Полегче?.. Перестраховались мои молотобойцы. Лишу их за это премии! – Он засмеялся, глядя поверх головы Белосельцева, и тот боковым зрением, не поворачивая головы, увидел двух молодцов в разноцветных спортивных костюмах. И вновь острое огорчение и тоска посетили его. Его поймали, словили, и теперь его жизнь, лишенная высшего таинственного покровительства, станет протекать по упрощенным жестоким законам.

– Расстроен? Сердишься? – Каретный говорил с интонациями, какими заботливый хозяин разговаривает с заболевшим домашним животным, собакой или кошкой. – Мы вынуждены были это сделать, потому что ты мог пристукнуть этих ублюдков-омоновцев.

Страшное видение – голая, с раздвинутыми коленями девушка, ее черные от ужаса глаза, подрагивающие ягодицы придавившего ее насильника – возникло и исчезло. Он, пойманный, сидит на стуле в наручниках. Отобранный кейс, отражаясь в полированной плоскости, стоит на столе.

– Не волнуйся, этих ублюдков мы взяли под стражу. Их будет судить трибунал. Девушку отвезли в больницу. Ею займутся хирург и психиатр. Снимут стресс, залечат рану. Какая ужасная судьба! Только что повенчалась и потеряла мужа! Тебя можно понять, ты ведь был на венчании, держал венчальный венец. Кстати, и отца Владимира мы увезли с места побоища. Его будут отпевать в Даниловом монастыре и похоронят как праведника!

Белосельцев повернул шею и застонал – не от боли, которая, как трещина, пробежала по черепу, а от бессилия и осознания провала, которым закончилось его возвращение в Дом.

Каретный угадал его горечь:

– Ты должен оценить наши оперативные способности! Мы наблюдали за тобой с момента, когда офицер «Альфы» вывел тебя на мост. Ты был без кейса, забыл о нем в суматохе. Мы правильно решили, что ты – человек долга и непременно за ним вернешься. И не ошиблись. Ты вывел нас на кейс.

Каретный повернулся к столу, где на полированной доске, отражаясь медными уголками, стоял, как экспонат, маленький чемоданчик – причина торжества Каретного, источник нарастающего страдания Белосельцева, который понимал, что его перехитрили, переиграли более опытные, чем он, игроки. Пускаясь в рискованные комбинации, играя своей и чужой жизнями, лавируя среди опасностей, сбивая со следа врага, он был на виду, был простым элементом в сложной чужой игре, где им пользовались как фишкой.

– Когда ты спустился с моста и стал петлять, как подранок, уходя от места, где тебя подстрелили, ты, конечно, не видел наших людей, которые шли за тобой по пятам, транслировали в Центр каждый твой шаг и взгляд, – Каретный признавался в своих хитростях как победитель, уже не видя в нем соперника, не опасаясь противодействия, ибо игра была окончена. Как великодушный гроссмейстер, он разбирал с проигравшим новичком завершенную партию, указывал неопытному сломленному противнику, как, на каком ходу его заманили в ловушку и разгромили. – Когда ты стоял во дворике и, как завороженный, смотрел на балкон с бельем, с какими-то лифчиками и трусами, ты не видел наших спецов, которые следили из подворотни… Или когда пришел к Новодевичьему, отыскал свой заветный люк, оглядывался, нет ли слежки, ты, конечно, не знал, что мы наблюдаем за тобой, и твое лицо, как у старовера перед самосожжением, я наблюдал на экране, и плывущего лебедя, и пробежавшую мимо девочку… А там, в подземелье, те люди, которых ты встретил и которые могли тебя уничтожить короткой очередью, они специально дали тебе пройти и потом просигналили о твоем продвижении… И те двое наивных десантников, которых ты так ловко обвел вокруг пальца, что-то им плел про спецотряд, – это были наши «опера», способные молодые ребята, и, будь уверен, они не останутся без награды… Ты наводил нас на кейс, и я боялся лишь одного: чтобы эти скоты-омоновцы, эти жадные пьяные свиньи не украли кейс, как они украли «Панасоник» из кабинета Ачалова или малахитовую вазу из приемной Хасбулатова. Но кейс они не успели украсть. Ты его вынес… Не огорчайся этому случаю с девицей, не он тебя подвел. Мы уже готовы были тебя брать, когда это случилось. Ты не мог поступить иначе, честный, благородный мужчина, советский офицер, да еще державший над ней венчальный венец. Ты – таков, и именно это позволило нам с тобой работать. Это и сделало тебя беззащитным.

Белосельцев слушал оживленную болтовню Каретного. Переживал свое унижение. Но сквозь это унижение и оглушительное чувство провала, бессилие скованного, окруженного врагами человека в нем мерцало неясное сознание того, что игра еще не окончена. Та комбинация, в которой он проиграл, куда его поместили, как управляемую, подлежащую истреблению фишку, эта комбинация была частью другой, еще более изощренной затеи, о которой не догадывался Каретный, в которой и он был управляемой фишкой. Эта комбинация не видна победителям, захватившим его, Белосельцева, в унизительный плен, разгромившим восстание, отправившим в тюрьмы вождей оппозиции, превратившим дворец в зловонное пожарище. Эта комбинация, неведомая победителям, еще только разворачивается, готовит первые ходы, обрекая победителей на унижение и разгром.

Это необъяснимое, ничем не подкрепляемое предчувствие внушало Белосельцеву надежду. Позволило сохранять спокойствие. Удача не оставила его, а лишь слегка отступила. Ему еще будет дано отыграться, лишить врагов их победы. Он слушал Каретного, глядя на маленький кейс, отраженный в льдистой поверхности.

– Я должен тебе сделать признание, – продолжал Каретный. Было видно, что он продлевает наслаждение, дорожит этим длящимся торжеством, не торопится нанести Белосельцеву завершающий смертельный удар – «удар милосердия», которым закалывают поверженного, истекающего кровью соперника. – Работать с тобой – одно наслаждение! Наша служба психологической борьбы выставила тебе самый высокий балл. Операция «Инверсия» полностью себя оправдала. Твои рефлексы, переживания, идеальные устремления, оттенки морали и этики, твоя повышенная эмоциональность, склонность к жертве, религиозность – все это служило великолепным подспорьем, обеспечившим успех операции. Ты внедрился в сферу, куда у нас не было доступа. Ты добился доверия там, где царит подозрительность. Информация, которую ты приносил в круги оппозиции, путала там все карты, сбивала лидеров, толкала их на ложные действия. Ты этого не знал, не мог знать, ибо находился под комплексным непрерывным воздействием всех наших служб. Ты блестяще справился со своей ролью. Ты – герой! Герой оппозиции! Ты и наш герой, герой молодой России! Ты дважды герой! На Тверском бульваре тебе можно поставить бюст!

Каретный засмеялся, очаровательный, белозубый, щедро делясь с Белосельцевым своим добродушием, весельем, отдаляя неизбежный «удар милосердия».