Андрей Донцов - Комплекс Ромео

Мама Колясика вслед за прорвавшимся в губернаторы края земляком делала весьма успешную политическую карьеру, и подрабатывавший ди—джеем в сельском ДК парень был обречен на теплое место в администрации.

Пока он авторитетно крутил диски с «Ласковым маем» и группой «Мираж» для сельскохозяйственного потенциала России и учился в Политехническом институте, мощная креативная составляющая его будущей карьеры еще только закладывалась, чтобы потом дать свои судьбоносные плоды.

Из какого он города – я так и не расслышал, но понял, что грядет нешуточный юбилей. Коля Ягодкин возглавлял в мэрии направление туризма и культуры и отвечал за концепцию праздника.

Несмотря на громадный бюджет, обращаться за идеями в московские агентства губернатор счел за преждевременный позор. Ведь юбилей – дело патриотичное, и нужно быть патриотичным во всем. Сбор креативов шел три месяца, и были они один другого тупее. Предлагали использовать, например, древнерусский символ – ладью. Построить ее за немыслимые деньги, посадить детишек да и пустить вниз по Волге.

Затем решили, что пускать детей вниз по Волге – как—то странно, вроде как со своим будущим расстаемся накануне юбилея и в великое будущее родного края и всей земли своей не верим.

Кто—то предложил посадить в ладью стариков, чтоб махали платками стоящим на пристани провожающим гражда—нам. В число стариков входили бы заслуженные пенсионеры города, ветераны труда и просто те, кто прожил в нем более тридцати лет.

Картина получалась красивая, но тоже, однако, не прокатила. Стариков же надо было возвращать, а как это сделать пафосно и прилюдно – никто не знал. Уж уплыли так уплыли, чего возвращаться—то… Какой—то Голливуд получается… «Возвращение с того света–2».

Как использовать ладью на празднике, так и не придумали, а строить только для того, чтобы покататься, – дорого. Есть у города четыре прогулочных теплохода – пусть на них и катаются.

И так – за что ни возьмись.

Вроде и много чего можно сделать, но вот как это связать в одно целое, с обязательным запоминающимся и правильно толкуемым финалом, – это была проблема из проблем.

– А у меня была такая идея. Я с детства любил в деревне Толбушино у бабушки в доме лестницы разглядывать. Дом у нас был большой, и лестницы в нем большие и деревянные. Особенно мне балясины нравились. Часами мог любоваться. По—моему, самое это красивое место в нашей древнерусской архитектуре. Толбушинские балясины. Ну и предложил я на улицах расставить фрагменты лестниц с большими балясинами. Как образец зодчества прежних веков. Чтобы люди любоваться ими могли и фотографироваться на память. В другом городе и плотников не найдешь, чтобы весь центр балясинами заставить, только в нашем городе – пожалуйста.

У каждого жителя к юбилею – фотография с балясиной! В деревянной рамке на стене. Я смотрел на Николясика большими, ничего не выражающими глазами. Он это серьезно, думал я, или какой—то прикол есть в этом рассказе. Может быть, юмор, который я не понимаю из—за своего плохого самочувствия?

– Идея с балясинами тоже не прошла, – грустно закончил Коля Ягодкин.

И главное, к стыду своему, – я вспомнить не мог никаких других составляющих частей лестницы, кроме перил и ступенек. Что собой представляла так полюбившаяся сердцу Николясика балясина?

Процесс поиска идеи шел со все большим скрипом. Пока не пришло спасительное для Ягодкина известие – нашлась кондитерская фабрика, способная сделать по заказу неограниченного размера пряники любой формы, даже в виде церквей.

Этот креатив отличался и определенной новизной, и нестандартным подходом, и, главное, – целиком и полностью соответствовал концепции мероприятия.

Презентация прошла на ура, повсюду разложенные и ходившие по кругу из рук в руки макеты церквей разглядывались с присущей для статуса данного собрания внимательностью и почтением.

Так продолжалось, пока редкий до мыслей и морщин лоб губернатора вдруг не осенила одна, неизвестно откуда залетевшая.

– Коль, послушай. Это – хорошо. А пряники—то потом куда?

– Не понял…

– Ну, пряники—то эти в виде церквей, расставленные по городу, куда?

Тут Колясик и лопухнулся, не ожидая такого до прямоты коварного вопроса, и по—солдатски отрапортовал: «Будем есть!»

Нет бы уйти от ответа, сказать, что этот вопрос в разработке и решение его вот—вот созреет… Нет ведь, надо было ляпнуть.

– Не понял… – промямлил губернатор.

– Будем есть, – еще громче и с энтузиазмом заявил Колясик.

Ту т собрание перешло в свою кульминационную стадию. Эта стадия начиналась, когда лицо губернатора наливалось свинцом и его седой ежик казался неестественно приклеенным и не подходящим по цвету париком. Не прическа, а ошибка колеровщика.

Обычно во время кульминации все, что до этого приносилось на стол губернатору, летело обратно в лица служителей. Но сейчас губернатор сохранял тихий тон беседы, и это было страшно вдвойне.

– Кто прянички—то будет есть? Я не понял. Ты мне своими идеями, Коля, оскомину набил большую и белую, как унитаз. Ты хоть что—то можешь до конца додумать своей тупой башкой?

Наверное, какие—то варианты спасения ситуации еще могли бы найтись, например, вечное ленинское «отдадим детям». Но Колясик был тупым деревенским мужичком, чей мозг не отличался гибкостью и изворотливостью. Его армейский энтузиазм губил презентацию на корню.

– А чего не съесть—то… съедим, правда, ребята?

Ребята успели понять всю щекотливость ситуации и сделали отрешенно—осуждающие лица. Кто—то даже успел процедить сквозь зубы универсальное: «Да… это спорный вопрос».

Теперь карьера Колясика была под реальной угрозой. Под такой, что никакая мама не поможет. И речь шла даже не об отставке, в этой области о таких вещах речей не ведется: семейный бизнес есть семейный бизнес. Если уходить, так всей родней. Речь шла о том, что самый большой и вкус—ный в истории края бюджет уплывет в Москву безо всяких шансов на его частичное возвращение…

Каким образом эта тупиковая ситуация загнала Колясика в секс—тур по Таиланду, оставалось непонятным. Видимо, поиск вдохновения. Или, может, от безысходности.

Мне было очень плохо. Даже в обычном—то своем состоянии «просто плохо» я бы вряд ли смог все это выслушать и сохранить спокойное равновесие духа. А здесь этот почти суточный перелет с одним алкоголем в качестве еды.

– Месяц остался, ты понимаешь, – теребил он меня за руку, – месяц. Заплачу шестьсот… нет, восемьсот баксов, если придумаешь что—нибудь. Во как надо, братишка, – он проводил ребром ладони себе по шее. – Во как надо!

Ну до чего же надоел. И так ведь нехорошо с похмелья. От бесконечного полета с пересадкой этой долбаной… А он, Колясик, – хоть бы хны: свежий как огурец. И воняет дорогим одеколоном, как преуспевающий прапорщик…