Джоанн Харрис - Леденцовые туфельки

— Завидует?

— Естественно.

Он усмехнулся и, похоже, по-настоящему развеселился, хоть и весьма ненадолго.

— А это потому, что у меня есть все, верно? Деньги, шмотки, соответствующее положение…

— У тебя есть нечто гораздо большее, — сказала я ему совершенно серьезно.

— И что же, например?

— Она тебя любит, Ру.

Какое-то время он не мог вымолвить ни слова. На меня он при этом вообще не смотрел, но я видела, как сильно он напряжен, какими яркими цветами полыхает его аура — от небесно-голубого до ярко-красного, бьющего по глазам, точно неоновая реклама. Было совершенно ясно: он потрясен до глубины души.

— Это она тебе сказала? — спросил он наконец.

— Не то чтобы сказала, но я уверена, что это именно так.

Возле раковины стоял стакан из жаропрочного небьющегося стекла. Ру налил в него воды, выпил залпом, глубоко вздохнул и снова наполнил стакан водой.

— Но если это действительно так, — сказал он, — зачем же она выходит замуж за господина Ле Трессе?

Я улыбнулась, взяла с кровати конфетную коробку и протянула ему; начертанный на крышке красный круг, символ Госпожи Кровавой Луны, так и светился, отбрасывая ему на лицо разноцветные карнавальные блики.

— Может, все же один попробуешь?

Он нетерпеливо помотал головой.

— Ну ладно, — смирилась я. — Тогда скажи мне вот что: когда ты впервые меня увидел, то назвал Вианн, а почему?

— Я же сказал. В тот момент ты была очень на нее похожа. Ну, по крайней мере… на ту Вианн, какой она была когда-то.

— Когда-то?

— Теперь она совсем другая, — сказал он. — И причесана по-другому, и одета…

— Да, ты прав, — согласилась я. — Это все влияние Тьерри. Он просто ушиблен идеей о том, что женщину необходимо держать в руках, к тому же он безумно ревнив и всегда требует, чтобы все поступали так, как хочет он. Впрочем, сначала-то он вел себя просто отлично. Помогал ей с детьми, дарил подарки, причем достаточно дорогие. А потом стал на нее давить. А теперь и вовсе диктует ей, что носить, как себя вести, даже как детей воспитывать. К сожалению, именно он хозяин этого дома, так что в любую минуту может попросту вышвырнуть ее на улицу…

Ру нахмурился; по-моему, я таки сумела его достать. В цветах его ауры я читала глубокие сомнения, а также — и это было куда важнее — первые проблески гнева.

— Так почему же она мне-то ничего не сказала? Почему не писала мне?

— Боялась, наверное, — предположила я.

— Боялась? Его?

— Возможно.

Теперь он, ясное дело, задумался, даже голову опустил и глаза прикрыл. Как ни странно, он по-прежнему мне не доверяет, но я тем не менее уверена: эту наживку он проглотит! Ради Вианн Роше, ради ее спасения.

— Я пойду и поговорю с ней. Немедленно…

— И совершишь большую ошибку.

— Почему?

— Она пока не хочет тебя видеть. Ты должен дать ей время. Нельзя же свалиться как снег на голову и рассчитывать, что она в ту же секунду свой выбор и сделает.

По его глазам я поняла, что именно на это он и рассчитывал.

— Я положила руку ему на плечо и сказала проникновенно:

— Слушай, я поговорю с ней. Попытаюсь сделать так, чтобы она посмотрела на сложившуюся ситуацию твоими глазами. Но пока больше никаких визитов, никаких писем, никаких телефонных звонков. Доверься мне хоть в этом…

— С какой стати?

Он холодно посмотрел на меня.

В общем-то, я понимала, что с ним будет нелегко, но сейчас он вел себя просто нелепо. И голос мой прозвучал нарочито резко, когда я возмущенно переспросила:

— С какой стати? Да хотя бы потому, что я ей друг! И мне не все равно, что будет с ней и с детьми. Вот если б ты сам хоть на минуту перестал думать о собственных уязвленных чувствах, то понял бы, что ей просто необходимо немного подумать. И вообще, где ты, собственно, был целых четыре года? Почему она должна быть уверена, что ты снова не смоешься? Тьерри, конечно, далеко не идеален, но он-то под рукой, и на него, безусловно, можно положиться, чего о тебе, к сожалению, не скажешь…

На некоторых людей резкое обращение действует куда сильнее, чем любые чары. И Ру, очевидно, был как раз из таких, потому что сразу заговорил куда вежливее, чем прежде.

— Ты права, Зози. Извини меня.

— Значит, ты сделаешь, как я сказала? Иначе, поверь, мне нечего даже и пытаться тебе помочь. Да и смысла в этом не много…

Он молча кивнул.

— Слово даешь?

— Даю.

Я с облегчением вздохнула. Так, самая трудная часть дела позади.

«Даже отчего-то жаль его», — думала я. Несмотря ни на что, он показался мне довольно симпатичным. Но каждое оказанное богами благодеяние требует жертвы. А мне к концу этого месяца наверняка придется просить богов о существенной услуге…

5 декабря, среда

Сюзи сегодня наконец снова пришла в школу. Уже в шапочке, а не в том ужасном платке. Теперь она вовсю пытается наверстать упущенное. На большой перемене они с Шанталь сидели голова к голове и о чем-то шептались, а потом все опять началось сначала: «остроумные» замечания, вопросы типа «а где же твой дружок?» и всякие дурацкие игры, в которых всегда «водит глупенькая Анни».

И все это уже, пожалуй, на шутку вовсе не похоже. Это не обычная девчачья зловредность, нет, теперь это самая настоящая злоба Достаточно послушать, как издевательски Сандрин и Шанталь повествуют всем о том, как на прошлой неделе «случайно зашли» в наш магазин, который, по их словам, оказался чем-то средним между логовом хиппи и помойкой. При этом они так громко хихикают, словно совсем уж спятили.

К моему огромному сожалению, Жан-Лу опять болен, и я снова осталась совершенно одна, так что меня все время пытаются заставить «водить». Мне, конечно, плевать, а все-таки ужасно несправедливо, ведь мы все столько труда на этот магазин положили — и мама, и Зози, и Розетт, и я, — а Шанталь со своими прилипалами старается сделать из нас полных и безнадежных неудачников.

В другое время я бы и не подумала обращать на это внимание. Но сейчас дела у нас идут гораздо лучше, и Зози к нам переехала, и покупателей в магазине каждый день полно, и Ру вдруг вернулся. Свалился как снег на голову…

Хотя прошло уже четыре дня, а он к нам и носа не кажет. Я даже в школе постоянно о нем думаю, интересно, где он свое судно держит? А может, он наврал насчет судна и ночует где-нибудь под мостом или в старом заброшенном доме, как когда-то в Ланскне после того, как месье Мускат сжег его плавучий дом?

Эти мысли не дают мне толком сосредоточиться, и месье Жестен накричал на меня, сказал, что я сплю наяву, а эти, «Шанталь и компания», тут же, естественно, гнусно захихикали. И мне ведь даже поговорить не с кем, потому что Жан-Лу по-прежнему в школу не ходит.